Леонид Жуховицкий - Ни дня без мысли

А я благодарен судьбе за то, что среди самых дорогих мне рукопожатий у меня было в жизни и рукопожатие Андрея Донатовича Синявского.

Столкнулись случайно с давним знакомым и стали вспоминать, когда же виделись в последний раз. То ли двадцать лет назад, то ли двадцать пять. Ну, да — на дне рождения Витальки!

Вспомнили — и радость встречи испарилась. Потому что после того дня рождения Виталька прожил недолго, лет пять, может, и меньше. Повесился. Сколько же ему тогда было? Мало было, где-то вокруг сорока.

Он был литератор, средних способностей критик и хороший парень. Работал по заказу в нескольких газетах, потом где-то штатным сотрудником, делал, что велят, но душу не продавал: дерьмо не хвалил, талантливых не ругал. И приятельствовать старался с талантливыми. Квартирка у него была однокомнатная, в пятиэтажке, жили с женой бедновато — но мы все тогда жили бедновато, и это казалось не убожеством, а нормой. Литературные чиновники, конечно, существовали иначе, но это нас никак не касалось, на дни рождения мы ходили не к ним.

А потом Виталька исчез с горизонта. Но исчез не вниз, а вверх — его взяли в большое издательство на солидную должность, так сказать, скачок в карьере. Помню, я за него порадовался. В нашей компании тогда слово «карьера» считалось почти неприличным, но ведь кому-то надо: если на всех постах будут одни стукачи да лакеи, ничего хорошего из этого не выйдет. Я даже подумал, да и сейчас, кстати, думаю, что парня взяли в начальство как раз за хорошие качества — порядочный, скромный, не подсидит и не предаст.

Но что-то в мужике изменилось: как говорят сейчас, сменил круг общения. Уже не звонил, встречаясь случайно в Доме литераторов, здоровался вежливо, но торопливо, не вступая в разговор — похоже, опасался, как бы прежние приятели о чем-нибудь не попросили, исходя из его нового положения, в котором он еще не настолько укрепился, чтобы кому-то помогать. Мы все отнеслись к этому с пониманием: наверное, парню так лучше, и — дай ему Бог! Тем более что и прежде подобное случалось, хотя в нашем кругу исключительно редко. Но все же не на пустом месте Вадим Черняк написал невеселую песню, начинавшуюся такими строчками:

Виталька, конечно, в князья еще не вышел, но при княжеском дворе перспективное место уже осваивал.

А спустя несколько лет вдруг совершенно неожиданное: повесился. Как, почему?

Кое-что потом просочилось. Не ладилось в семье, жена подала на развод, напористо требовала выгодного ей размена той самой однушки. Говорили, оставил ей записку: «Теперь все достанется тебе». Но и записка многое не объясняла. Конечно, любая бытовая грязь тяжела, особенно человеку творческой профессии. Но чтобы из-за этого молодой крепкий мужик.… Не такая уж у них была любовь.

Постепенно картина, все же, прорисовалась. Дело было не в разводе, не в тяжбе за бедненькую квартирку — и раньше кочевал по съемным углам, да и в издательстве руководящему работнику что-нибудь нашли бы. Дело было в глухом, безвыходном одиночестве. Никого рядом не оказалось. Даже позвонить некому…

Наши, да и не наши предки в разных концах света строили крепости по схожему принципу. Сперва неприятелю преграждал путь ров с водой. За ним стена, обычно каменная, с зубцами, башнями и бойницами. У такой стены был один недостаток: на ней держали оборону сотни, а то и тысячи воинов, из которых далеко не каждый готов был безропотно умереть за интересы князя или иного вождя. Осаждающие то запугивали, то подкупали, и иногда у них получалось ворваться внутрь крепости. Но там их, чаще всего, ждала другая стена, периметром поменьше, зато защитники там были покруче. Если же и эта стена не выручала, оставалась последняя линия обороны, цитадель, крепость внутри крепости, размером небольшая, и отстаивала ее малая кучка бойцов — но каждый из этих воинов был проверен годами и битвами, и все друг друга знали, и все друг другу верили, и понятие измены у них не существовало. Тут дрались до последнего.

Долгий опыт стран и народов показал, что даже для простого выживания у каждого человека должна быть последняя линия обороны. В детстве это родители. Потом выросшие дети сами становятся для своих стариков последней линией обороны. Семья, самые близкие друзья, самые верные одноклассники, соседи, которые надежней родственников. Хорошие люди идут по жизни тесным кругом, а что случись, мгновенно становятся спина к спине, и эту стенку проломить невозможно.