Сергей Кормилицын - Орден СС. Иезуиты империи. О чем не принято говорить

Конечно, если имеется выбор: профессионализм или воля, – выбор весьма сложен. Но зачем вообще сводить все к подобной альтернативе? Зачем на этом успокаиваться? Без сомнения, знание дела делает осторожным, оно включает тормоза. Поистине верно сказано, что во многом знании много печали, и тот, кто много учится, должен много страдать. Кто отказывается сознательно от того, чтобы развивать себя, вынужден замыкаться на других. Это отражается даже на пропаганде. Путь «от сердца к устам, а от уст в массы» делается слишком коротким, а фразы наполняются пустотой.

Опасение, что борьба с критическим и разлагающим интеллектом выльется в борьбу с истинной духовностью, высказывалось открыто на последнем собрании «Боевого объединения за немецкую культуру» в Потсдаме. Удивительно? За этим стоит очень многое. Не больше и не меньше как степень доверия собственному руководителю. Если пропаганда становится всем, а профессионализм – ничем, если на первом месте осуществление, а правда лишь на втором, то рано или поздно на разных уровнях возникает кризис доверия. Еще нельзя сказать, что пропаганда приобрела в движении превалирующее значение, но уже можно сказать, что так оно выглядит со стороны.

Одним из самых значимых пунктов программы является пункт 24: «Мы требуем свободы религиозных воззрений в государстве, в том случае, если они не будут угрожать духовности и морали германской расы. Партия будет представлять собой основу позитивного христианства без того, чтобы быть связанной какими-то конфессиональными признаками. Она будет бороться с еврейско-марксистскими ценностями внутри и вне нас. Она уверена, что длительное выздоровление нашего народа может быть осуществлено изнутри только в случае следования основополагающей истине: общественная польза важнее личной». Этот пункт подразделяется на два абзаца. Первый абзац посвящен отношению к религии, которую лишь терпят. Ее права ограничены. Второй абзац описывает обязанности партии. Общепризнанно, что в этом пункте национал-социализм полностью отличен от программы социал-демократов и большинства других партий. Партия как таковая становится «политическим христианством». Здесь возникает достаточно серьезная государственная политическая проблема: отношения государства и церкви. Что можно сказать по сути данной проблемы? Для соответствия евангелической церкви и национал-социализма должен существовать определяющий момент. Это злая воля или неблагодарность, что евангельские христиане оказались ущемлены в правах? Выражение «позитивное христианство» не следует понимать в смысле «позитивный союз». Возможно, это различие задумывалось как аналог различию таких, например, понятий, как «право» и «справедливость»? Возможно. Но все может быть и совсем иначе. Возможно, что здесь понимается нечто совсем иное, не то, что видят рядовые избиратели. Почему не сказать открыто: мы признаем евангельских христиан? По вопросу, например, частной собственности был дан официальный комментарий. По данному вопросу – нет. Лишь Гитлер лично в своей книге объявил, что считает ценной поддержку обеих конфессий в деле становления нашего народа. Работа Шемма «Национал-социализм и католическая церковь», вышедшая в обработке Гитлера, тоже не проясняет суть вопроса, поскольку другие партийные функционеры высказывают совершенно противоположные мнения. Что, например, понимают под «позитивным христианством» Розенберг и другие лидеры? «Да, вопрос негативного влияния католической и протестантской церквей на наши души даже не поднимается, переоценивается лишь их роль в том, что они органично вплетались в развитие нордических народов, занимая там свое место». [177]Для Розенберга конфессии являются чем-то непостоянным на службе у германского чувства жизни и ценностей характера. [178]Сегодня ни одно государство не ожидает того, что оно приобретет конфессиональный характер. С позиций церкви подобная попытка выглядит вдвойне проблематичной. Здесь речь идет о чем-то ином: раскол в мировоззренческих вопросах в кругу национал-социалистов вновь ставит нас перед вопросом о доверии. Неопределенность в окончательных выводах является куда более непереносимой, чем все другие противоречия. Может быть, такая многозначность в формировании окончательных выводов тоже в интересах пропаганды? Кто окончательно истолкует программу? Понимать 24-й пункт в духе Шемма или религиозного философа Розенберга? Похожие вопросы возникают и по поводу других пунктов программы.