В Фриче - От войны к революции

/*1 Как видно, Келлерман совершенно не понял смысла нашей октябрьской революции.

- Они рехнулись! - Генерал имел в виду улицу Вильгельма. И он погрузился в мрачное раздумье. Знамя, пропитанное кровью коронованных особ и высоких сановников! Бесстыдно! Позорно! И показалось ему: над собою он слышит шорох и треск распада.

То было знамя над посольством Советской Социалистической Республики России!

Все учащаются признаки, что красное знамя революции, столь ненавистное генералу, взовьется и над Вильгельмштрассе.

Вот дом, набитый жильцами, все больше беднотой. Трагические в нем разыгрываются порою сцены. Призванный на фронт чахоточный интеллигент отравляет газом себя, жену и малолетних детей - без него они все равно погибнут от голода. Здесь же живет и призванный в армию студент, тот, который оказал такое большое влияние на дочь генерала (Аккерман, "Сеятель"). Для него ясно, что это за война и что это за общество, породившее войну. В его комнате собираются какие-то странные молодые люди - среди них порою и девушка (говорят, дочь высокопоставленного военного) и всю ночь напролет идет между ними жаркий спор.

Для этих молодых людей не существовало ничего священного. Министры просто дураки и преступники. Генералы - расфранченные шуты! Дипломаты самодовольные франты! Такой же разбойничьей шайкой были для них государственные люди иностранных держав. Германское правительство - это банда анархистов, толкающих страну в пропасть.

Совсем иного мнения были они об этих русских... Воры, разбойники - так их называли все. Для них это были святые.

Да, совершенно заново надо построить мир, и они, эти молодые люди, одни только и знали, как это сделать.

Долго обдумывал студент, как бы целесообразнее бросить в массы свой новый лозунг. И вот, однажды, когда к вокзалу подходили отряды отправлявшихся на фронт, он поднялся на кучу камней и крикнул: "Долой войну". Его схватили, избили, посадили в автомобиль, хотели увезти, на улице образовался затор, арестованный воспользовался суматохой, бежал, кинулся в подъезд дома, поднялся по лестнице на чердак, затем на крышу, откуда что-то кричал вниз в толпу, как вдруг свалился, как подкошенный: кто-то выстрелил*1.

/*1 Интеллигент Аккерман - отнюдь не Карл Либкнехт. Он мистик и пацифист, а не революционный коммунист. Этот тип лежит вне интеллигентски-бюргерского поля зрения Келлермана.

Но неизбежна гибель старого мира.

Задуманное генеральным штабом последнее наступление - после удач первых дней (генерал уже успел выпить за победоносную отчизну) - разбилось о железные стены союзных армий. Фронт дрогнул. Солдаты хлынули вспять.

Революция была неизбежна*2.

/*2 Картина революции в общем мало удалась Келлерману, представляя сюжет, непривычный для его таланта, ограниченного буржуазными тенденциями.

На улицах Берлина раздается ружейная и пулеметная трескотня. В штабе хозяйничают восставшие солдаты. Генералу ничего не осталось, как переодеться в костюм провинциального помещика и бродить в тоске по неузнаваемому городу. Мчатся, как бешеные, авто, переполненные матросами. На одном промелькнуло лицо дочери генерала. Новое жгучее встало над страною солнце.

Оно поднялось с широких равнин России, обрызганное слезами и кровью; перешло через Вислу; обрызганное слезами и кровью перейдет оно через канал, отделяющий Францию от Англии, чтобы снова появиться по ту сторону моря, распаляя лучами своими стальные крыши небоскребов. Будет время и оно поднимется и из волн Тихого океана над странами, где живут народы желтой расы.

III.

Между тем, как Келлерман в своем романе пролетариату отвел более чем скромное место и не дал ни одного ярко очерченного образа рабочего-революционера, известный американский писатель Синклер (автор "Джунглей", "Миллионера" и "Метрополиса") поставил в центре своего романа "Джимми Хиггинс", изображающего нарастание революционной волны в Америке, простого рядового американского пролетария, "одного из тех скромных героев, на которых едва ли обратишь внимание при встрече с ними на улице, но которым создают движение, призванное совершенно видоизменить мир".

И если уж Келлерман в трех местах своего романа отдал дань должного революционной России, знаменоносцу мировой социалистической революции, то роман Синклера звучит почти на каждой странице восторгом перед исторической ролью русского пролетариата, чтобы завершиться настоящим апофеозом революционного большевизма.