Фредерик Поттешер - Знаменитые судебные процессы

Невиновен!

Б том же марте месяце 1919 года в Париже состоялся другой процесс — на сей раз дело слушалось военным трибуналом — процесс по делу молодого анархиста Эмиля Коттена, по прозвищу Милу, 19 февраля этого же года несколько раз выстрелившего по «роллс-ройсу», в котором ехал Жорж Клемансо. Премьер-министр был лишь легко ранен. Что до Эмиля Коттена, то его не заставили пять лет дожидаться правосудия. Приговор — смертная казнь. Да, с промежутком в несколько дней: смертная казнь за выстрелы в «первого шпика Франции» и оправдательный приговор за убийство Жореса.

У этой истории есть эпилог. Рауль Виллен на свободе, разумеется, но он одинок. Его «друзья», все, кто одобрял его поступок, отворачиваются от него или попросту теряют к нему интерес. О нем помнят теперь только люди из народа, те, кто осиротел после смерти Жореса. На него показывают пальцем, к нему поворачиваются спиной. Приходится сменить фамилию, без конца переезжать с места на место. Постоянную работу получить невозможно, и он пускается на мелкие аферы. Наконец однажды решает исчезнуть навсегда. Он уезжает в Испанию к поселяется па Бэлеарских островах, на Ивисе. Чтобы прокормиться, мастерит стеклянные безделушки для продажи туристам. Он один, один с большой гипсовой статуей Жанны д'Арк, которую купил в Барселоне и перед которой каждую ночь зажигает свечи.

Но Виллен не столь уж забыт, как это кажется жителям Ивисы. Когда в Испании начинается гражданская война, люди вспоминают, что этот странный художник по стеклу, с блуждающим взглядом, кроме всего прочего — и прежде всего, — человек, который убил Жореса. И вот весенним днем 1937 года Вилле-га уводят из его виллы. Рауль Виллен, убийца одного из крупнейших социалистических деятелей Франции, оправданный правосудием своей страны, был расстрелян испанскими республиканцами.

Незадолго до этого в Испании погиб другой француз. Эмиль Коттен, получив помилование от Клемансо и отсидев несколько лет в тюрьме, тоже отправился за Пиренеи и вступил там в ряды республиканцев.

Двадцать первого февраля 1431 года в холодной и мрачной капелле Руанского замка открывается процесс над Жанной-Девой. Холодом веет и от лиц сорока пяти представителей церкви — священников, монахов, докторов богословия и права Парижского университета, — сидящих на скамьях, расставленных полукругом возле Жана Леметрэ, викария Святой инквизиции в Руане, и епископа бовеского Пьера Кошена, который вел следствие и сегодня председательствует на суде.

Появлению Жанны предшествует звон цепей. Ими опутаны ее ноги, их не снимают никогда, даже на время сна.

Большинство собравшихся впервые видят ту, которую они называют колдуньей. Колдунье — девятнадцать. Это красивая черноволосая девушка, довольно высокая. Она кажется еще выше в своем серо-черном платье пажа, своем «мужском костюме». Держится она очень прямо. За девять месяцев тюрьмы, прошедших со времени ее пленения при осаде Компьеня в мае 1430 года, внешне она совсем не изменилась.

Жанна садится на маленькую скамеечку в центре полукруга, и епископ Кошон открывает процесс. Обвиняемая, провозглашает он, совершила множество поступков, противных вере, и судить ее будут как еретичку. Поступки, противные вере, — это явления ей ангелов и святых, они, по словам Жанны посещают ее каждый день, и она странно называет их своим «Советом».

На самом деле никто не заблуждается. Прекрасно известно, что Жанну судят не за видения и не за голоса, а за то, что она совершила по совету этих голосов. Ведь именно по их научению Дева прогнала англичан из Орлеана в мае 1429 года, а двумя месяцами позже короновала Карла VII, бывшего до тех пор лишь дофином: возвела его на французский престол вместо малолетнего английского монарха Генриха VI.

Вот настоящее преступление Жанны д'Арк. И потому процесс проходит здесь, в Руанс, столице англичан во Франции, где суд целиком предан им.

Епискон Кошон всматривается в лицо Девы.

— Жанна, поклянитесь на Евангелии отвечать правду па все вопросы, которые мы зададим вам.

Первый же ответ Жанны вызывает растерянность.

— Я не знаю, о чем вы хотите допрашивать меня, — спокойно говорит она. — Может быть, есть вопросы, на которые я не стану отвечать.

— Речь пойдет о вопросах веры, — объясняет епископ, несколько сбитый с толку.

Жанна говорит еще тверже:

— Если речь пойдет о моей семье и о моих поступках, я охотно принесу клятву. Но что до моих откровений, то о них я рассказывала только Карлу, моему королю. А другим я не скажу ни слова, даже если мне за это отрубят голову, потому что ангелы запретили мне говорить об этом.