— Он безропотно нес свой крест. Казалось, он скрывает какую-то ужасную тайну.
Метр Поль-Бонкур восклицает с места:
— Прошу вас, господа, не упирайте так на странности и причуды обвиняемого! Врачи уже сказали коротко и ясно: Биллей не сумасшедший.
Метр Анри Жеро тут же встает, задрав бороду:
— Если бы Виллен был сумасшедший, мы не находились бы здесь. Я имею в виду не сумасшествие, а болезнь воли.
Поль-Бонкур не желает вникать в это малозаметное различие. Он обращается к свидетелю:
— Господин аббат, отвечайте мне по совести. Читал ли обвиняемый правую печать?
Аббат как будто в затруднении.
— Мм… Да. Да, он читал «Либерте», л весьма регулярно.
— Благодарю вас, господин аббат. Напоминаю суду, что в этой газете призывали к убийству Жореса, называя его «герр Жорес».
На сей раз защита не возражает. Она не стремится скрыть убеждения обвиняемого, совсем наоборот. Это подтверждают показания следующего свидетеля, некоего Роже Полена.
— Не понимаю, — говорит он, — почему с Вилленом обходятся как с преступником. Если оп и убил Жореса, то сделал это из любви к Франции. Образ Жореса, который в эти дни пытаются создать здесь.
не соответствует действительности. В 1914 году Жорес выступал за разоружение. Мы, как и большинство французов, считали, что он опасен для родины! Метр Дюко де ла Айль перебивает:
— Свидетель, здесь вам не урок истории! Придерживайтесь фактов!
А Поль-Бонкур берет более высокую ноту:
— Мне весьма интересно узнать, какого мнения о Жоресе придерживались в тех кругах, где бывал Виллен.
— Это мнение здравомыслящих людей! — парирует свидетель, а метр Жеро, чувствуя, что речь сейчас зайдет о «заговоре», спешит к нему на помощь:
— Как вы полагаете, господин Полен, мог ли обвиняемый подпасть под чье-либо влияние?
— Нет, — отвечает свидетель. — Виллен — человек, верный собственным взглядам. Он нелегко соглашался с мнениями других.
Теперь показания дает лейтенант де Шомон-Китри; мундир его увешан орденами. Этот свидетель — председатель лиги, в которой состоял Виллен. Лиги молодых друзей Эльзаса и Лотарингии. Он тоже настроен воинственно.
— Наше поколение, — звучным голосом начинает он, — обладало пророческим даром. Мы чувствовали приближение войны и готовились к ней… И могу сказать со всей откровенностью, мы ненавидели тех. кто, подобно Жоресу, выступал против закона о трехлетней службе в армии, — закона, благодаря которому у нас оказалось достаточно солдат, чтобы выдержать удар немецких войск…
Повернувшись к присяжным, он добавляет:
— Стреляя в Жореса, Виллен проявил несдержанность — это, безусловно, так, но он считал, что служит своей стране. И я хотел бы поделиться с вами тем, что чувствую сегодня, свидетельствуя на этом процессе: я думаю, что. оставив Виллена в тюрьме, родину лишили одного из ее защитников, который, несмотря на совершенное преступление, па поле битвы мог бы стать героем!..
Все это почти непристойно, однако никто как будто ничего не замечает. К концу дня Виллен уже выглядит едва ли не жертвой, а Жорес — обвиняемым! Выходит, этот бесцветный субъект, съежившийся за барьером, виновен лишь в том, что не сумел сдержать праведный гнев, который разделяют все добрые французы, выигравшие войну!.. Адвокаты, представляющие потерпевшую сторону, подавлены. Слишком поздно они заметили, какую ошибку совершили, перенеся прения в сферу политики.
Двадцать седьмое марта 1919 года. Четвертый день суда над Раулем Биллоном. Прения сторон — ошеломляют. Слушая речи адвокатов, поддерживающих гражданский иск, начинаешь думать, что убитый Жан Жорес был чуть ли не изменником, сносился с врагами-немцами, пытался деморализовать армию, угрожал спровоцировать всеобщую забастовку и подрывал обороноспособность Франции па пороге войны.
Метр Поль-Бонкур вынужден произносить оправдательную речь; он, которому надлежит нападать и приводить в замешательство, защищается. Или, вернее, защищает память Жореса. Именно такая абсурдная ситуация создалась к концу процесса как по оплошности гражданских истцов, решивших сразу придать прениям политический характер, вместо того чтобы придерживаться фактов, так и из-за цинизма защиты, которая не побоялась с помощью тщательно подобранных свидетелей встать на путь «оправдания» убийства Жореса, изображая это преступление неким патриотическим актом и пытаясь навязать суду сомнительный силлогизм; война для Франции была неизбежна, Жорес был против войны — значит, было желательно, если не необходимо, устранить Жореса…
Читать дальше