Михаэль Дорфман: Слишком левый, слишком правый, слишком мертвый идиш

Нельзя сказать, что между правой и левой группами идишистов существует гармония, тем более большая симпатия. Они даже говорят на разных идишах. «Правые» религиозные евреи используют различные народные диалекты еврейского языка, в основном венгерский и литовский. «Левые» и университетские идишисты пользуются стандартным, однако искусственным, клал–шпрех , созданным в начале XX века. Даже правописание у них разное. У правых рождаются много детей, зато у левых растет число последователей. В обеих группах идиш из простонародного, презираемого «жаргона» становится признаком элитного престижа.

Интересно, что в еврейской истории уже была аналогичная ситуация. Величайшее произведение еврейской мысли Талмуд создавался в течение почти 600 лет на арамейском языке. Авторы и редактора Талмуда хотели сохранить еврейское учение, традиции и обычаи мира, погибшего в холокосте, последовавшем за безнадежными иудейскими войнами. Сохранить не на священном древнееврейском, а на понятном народу, имевшем хождение по всему Ближнему Востоку, разговорном арамейском языке. Талмуд сохранил все это удивительное разноречие, существовавшее в арамейском языке. Однако к VII веку, когда составление Талмуда близилось к завершению, еврейский народ перестал говорить по–арамейски. Даже библейские тексты приходилось переводить на арабский язык. Однако арамейский не исчез. Пирамида перевернулась, и из простонародного разговорного языка арамейский стал наиболее престижным, доступным лишь ученой элите языком в традиционном еврейском триязычии: идиш–древнееврейский–арамейский.

Как раз в Израиле, решительно боровшемся с идишизмом среди широких масс, идишистская культура для образованной элиты никогда не вызывала большого сопротивления. В начале 50–х годов завершилась успехом борьба за создание кафедры идиша в Еврейском университете в Иерусалиме. Группа влиятельных профессоров–противников идиша, в основном выходцев из Германии, во главе с выдающимся исследователем мистического учения каббалы Гершоном Шолемом и первым теоретиком ивритской литературы Йосефом Клаузнером, оказалась в меньшинстве. Благодаря тому, что деньги на идиш дали американские еврейские организации, а кафедру возглавил не университетский профессор, а близкий к сионистскому израильскому истеблишменту Дов Садан, создание кафедры языка и литературы на идише прошло сравнительно легко.

Сионистский истеблишмент поддержал также создание элитного ежеквартального литературного издания Ди гольдене кейт (золотая цепь — идиш). Издание было создано в 1948 году благодаря помощи Йосефа Шпринцака — председателя Гистадрута, и поддерживалось профсоюзами почти 50 лет, пока в стремительно глобализирующемся Израиле ему не нашлось места. Разумеется, издание осуществлялось благодаря громадному авторитету его редактора, поэта, партизана, свидетеля на Нюренбергском процессе Авраама Суцкевера. Еврейское агентство Сохнут в течение 30 лет поддерживало журнал Йерушолаимэр алманах , выходивший под редакцией советского идишистского поэта–диссидента Иосифа Керлера и в конце 90–х совместно с его сыном, поэтом Борисом Карловым. Журнал дал старт многим идишистским писателям и поэтам Израиля. Современное поколение идишистов пополнилось говорящими на подольском идише воспитанниками Аарона Вергелиса, издававшего журнал Советиш Хеймланд. Вергелиса «любили ненавидеть» в сионистских кругах, однако он добился того, чего не смог никто на Западе, – воспитать учеников и обеспечить их работой.

«Слишком мертвый» идиш уже не так страшен сионизму, не угрожает затаенным комплексам желающих «быть как все» евреев. В сознании молодежи идиш больше не связывается с местечковостью. Да и само еврейское местечко идеализируется. Его яркие типажи деклассированных, лишних «людей воздуха» (в терминах сиониста Макса Нордау), в большой мере утратили свой резко негативный смысл. Молодежи трудно понять, за что так ненавидели местечко все его беженцы – от Шолом–Алейхема до Ицика Фефера, чего так боялись в местечковости наши деды, по сути, первое поколение эмигрантов в Америке, Израиле или в крупных российских и европейских городах.

Должен признаться, что я сам тоже долго был в плену идеи о неизбежном и естественном конце идиша. Я верил, что угасание идишистской культуры неизбежно следовало из кризиса уклада еврейского местечка, потерявшего экономический и социальный смысл после распада феодальной системы в Восточной Европе. Я писал, что Холокост, сталинские погромы и культурная война сионизма против еврейской культуры на идише лишь ускорили шедший без того естественный процесс.