Габриэль Городецкий - Роковой самообман

Поскольку война не слишком убедила русских в существенном изменении британской позиции, Криппс видел мало возможностей для перелома, если только британское правительство не готово признать присоединение Прибалтийских государств Советским Союзом {482} 482 Личные бумаги Криппса; FO. 371. 24848. N6838/40/38. Официальные и частные письма к Галифаксу, 10 и 11 окт. 1940; запись в дневнике от 10 окт. 1940. . Тем не менее переговоры были обречены на провал, так как Галифакс в лучшем случае способен был поднять прибалтийский вопрос как «хороший способ привлечь Молотова». Кроме того, теперь, когда лендлиз был в полном разгаре и мог еще увеличиться после переизбрания Рузвельта, Кремль понял, что «внешняя политика Лондона все больше зависит от Вашингтона» и поэтому Лондон не способен принять какое-либо решение относительно Прибалтийских государств {483} 483 CAB. 65/9. 269(40)8. 10 окт. 1940; АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 320. Д. 2202. Л. 131–134. Вышинский — Уманскому, 24 дек. 1940. .

Тем временем британская политика по-прежнему состояла из яростных усилий пробить брешь в отношениях между Германией и Советским Союзом. Такие попытки были сделаны на «нервном заседании» Дунайской комиссии накануне отъезда Молотова в Берлин {484} 484 См. с. 56–59. . Британским миссиям на Балканах послали инструкции «действовать в расчете на разжигание ссоры между Советским и Германским правительствами из-за нового режима Дуная». Криппс слишком явно подстрекал русских захватить в одностороннем порядке контроль над устьем Дуная. Он даже надеялся, что кабинет убедит Турцию разрешить проход Королевского флота через Проливы на помощь русским. Однако известие о визите Молотова в Берлин резко положило конец различным усилиям такого рода {485} 485 FO. 371. 25231. W12004/215/96. Гор — ФО, 21 нояб. 1940; 25015. R8202/242/37. Криппс — ФО и протоколы, 3 нояб. 1940. Удивительно глубокий анализ стратегии и политики Черчилля на Балканах см.: Lawlor S. Churchill and the Politics of War. Cambridge, 1994. .

Визит Молотова застал Криппса и большинство иностранных наблюдателей в Москве «врасплох». Первой реакцией Уайтхолла была санкция на бомбардировку бакинских нефтепромыслов. Криппс, гораздо менее вспыльчивый, хотя и сам разочарованный, объяснял стремление Молотова к переделу сфер интересов на Балканах и контролю над Проливами «соображениями временной целесообразности» и надеялся, что со временем, возможно, в следующем году, «исконная вражда» заявит о себе. Галифакс убеждал кабинет проводить умеренную линию, особенно после того, как разведывательные источники донесли, что «дискуссии между Гитлером и Молотовым в Берлине дали не слишком много». Тем не менее сделанное Советскому Союзу предложение о торговом соглашении собирались выбросить на свалку, полагая, что русские воспользовались им как козырем на переговорах в Берлине {486} 486 FO. 371. 24852. N7163/22/38. Криппс — ФО, 10 нояб. 1940, записки Кэдогана и Галифакса, 13 и 25 нояб. 1940. Об отозвании предложения см.: FO. 371. 24849. N7387/40/38. Криппс — Галифаксу, 8 дек. 1940; CAB. 65/10. 295(40)3; FO. 837/1133. Записка Министерства военной экономики (МВЭ), 26 дек. 1940. См. также беседу Майского с Галифаксом о берлинской встрече в том же духе: FO. 371. 24848. N7348/40/38. Галифакс — Криппсу, 27 нояб. 1940. .

Перестановки в кабинете Черчилля в сочельник и возвращение Энтони Идена в Форин Оффис породили новые ожидания, особенно на фоне ухудшения германо-советских отношений следом за берлинской конференцией. Вскоре после праздников Майский нанес визит в Форин Оффис и нашел Идена горящим энтузиазмом. Тень уныния, висевшая над оффисом Галифакса, сменилась бодрой деловой атмосферой. Иден поддерживал образ триумфального возвращения. Он желал убедить Майского, будто большого конфликта интересов во внешней политике двух стран не существует. Майский не стал ходить вокруг да около и объяснил Идену, что признание Англией присоединения Прибалтийских государств Советским Союзом — необходимое условие существенного улучшения отношений. Как скоро выяснилось, перемена декораций не повлекла за собой перемены политики. Как и у его предшественника, интересы Идена оставались тактическими, направленными на отделение Советского Союза от Германии. Тем не менее Майский, стремясь воспользоваться шансом, отклонился от канона, признавшись Идену, что Советский Союз конечно не хочет видеть рядом с собой победоносную Германию. Он кратко очертил три принципа советской внешней политики: «СССР вел и ведет свою собственную, самостоятельную, ни от кого не зависящую политику, которая остается по-прежнему политикой мира. СССР не хочет быть втянутым в войну и постарается принять необходимые меры для сохранения и в дальнейшем своего нейтралитета. СССР не сочувствует расширению поля войны, в особенности на районы, находящиеся поблизости от его границ». «В целом советская политика не экспансионистская: у Советов достаточно территории. Их действия носят чисто предупредительный характер, чтобы закрепить в своем владении важные стратегические оборонительные позиции». Все же Майский отразил мнение Кремля, что Гитлер, «как правило, осторожный», не нанесет ущерба интересам русских на Балканах. Когда речь зашла о необходимости для Советов сохранять хорошие отношения с Балканскими государствами и Турцией, у него создалось впечатление, будто Иден, все время кивавший в знак согласия, порывался вмешаться и сказать: «Я думаю точно так же». Разумеется, Майский сделал все возможное, чтобы убедить своих хозяев, что произошли существенные перемены {487} 487 FO. 371. 24849. N7548/40/38; АВП РФ. Ф. 069. Оп. 24. П. 70. Д. 43. Л. 132–137. Протокол встречи Майского с Иденом, 27 дек. 1940, и комментарий Криппса, 29 дек. 1940. У Майского создалось впечатление, что Иден столь же бесполезен, как и Ллойд Джордж, см.: АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 325. Д. 2237. Л. 323–327. Майский — НКИД, 29 дек. 1940. .