Выражаю особенно горячую личную признательность д-ру Борису Морозову, моему коллеге по Центру Каммингса в Тель-Авивском университете, постоянно помогавшему мне в мучительном процессе поисков необходимых, но часто неуловимых материалов в Москве. Я очень благодарен Асе Лев, сделавшей очень много в процессе редактирования русского варианта книги. Многим обязан я д-ру Петре Маркванд-Бигман, прилежной сотруднице в исследовании германских аспектов темы. Я также очень признателен Марине Низник, участвовавшей в редактировании русского текста. Проф. Михаэль Конфино, зажегший во мне интерес к изучению России 30 лет назад и первым посвятивший меня в суть «восточного вопроса», любезно согласился помочь с переводом некоторых болгарских документов. Д-р Рафаэль Ваго из Центра Каммингса помогал переводить румынские источники, особенно недавно изданное собрание телеграмм Г.Гафенку, румынского посла в Москве. Он также помог мне найти путь в запутанном балканском лабиринте. Выражаю благодарность д-ру Рональду Цвейгу и проф. Дану Динеру, моим коллегам и друзьям из Тель-Авивского университета, внимательно прочитавшим окончательный вариант рукописи и сделавшим ряд проницательных замечаний.
В заключение хочу сказать, что особенно обязан моей жене Сью, читавшей рукопись и дававшей мне ценные советы, основательно повлиявшие на окончательный вариант книги. Она, равно как и мои сыновья Джонатан и Дэниел, часто страдали от недостатка у меня времени, потраченного на исследования и написание книги, и я надеюсь, что книга эта хоть немного вознаградит их.
Введение: принципы сталинской внешней политики
Нет особых оснований считать, будто Сталин в своей внешней политике следовал догме и существует прямая связь между воинственной программой ленинской работы «Империализм, как высшая стадия капитализма», задуманной в 1915 г. в Швейцарии во время Первой мировой войны, и предполагаемым сталинским планом революционной войны 1941 г., якобы определявшим эту политику. Для первого послереволюционного десятилетия была характерна динамичная переориентация внешней политики. Большевики столкнулись с огромными трудностями в своих попытках примирить два взаимоисключающих фактора: программную задачу распространения революции за пределы России и повседневную задачу выживания в установленных границах. С самого начала советскую внешнюю политику характеризовал постепенный, но неуклонный переход от непримиримой вражды к государствам с капиталистическим строем к мирному сосуществованию, основанному на принципе взаимной целесообразности. Сначала это трактовалось как тактический, причем временный ход. Однако объявленная временная новая экономическая политика (НЭП) стала лишь первой в длинном ряду «мирных передышек» под различными идеологическими вывесками: «социализм в одной стране», «единый фронт», «народный фронт», «оттепель», «разрядка» и, совсем недавно, «гласность». Все большее растягивание этих «переходных» периодов вызывало постоянное и неуклонное размывание идеологической составляющей советской внешней политики.
К 1926 г. чиновники Форин Оффис признали «сильного, сурового, молчаливого» Сталина бесспорным лидером коммунистической партии. «Неудивительно, — замечали они, — что поражение фанатичной большевистской оппозиции означает внешнюю политику, использующую "внутренние ресурсы"» {21} 21 Public Record Office, Foreign Office (Далее — FO). 371. 11779. N319/53/38; N560/53/38. Протоколы, 27 янв. и 11 февр. 1926.
. Контраст между заявлением Троцкого при его назначении первым народным комиссаром иностранных дел, что его задачей будет «выпустить несколько революционных прокламаций, а затем прикрыть лавочку» {22} 22 Deutscher I. The Prophet Armed. Trotsky: 1879–1921. Oxford, 1970. P. 327.
, и впечатлениями британского Форин Оффис отражает перемены, произошедшие в советской внешней политике за первое послереволюционное десятилетие. Первоначальная уверенность, что международные отношения и официальное признание несущественны в мире, сотрясаемом революцией, сменилась, начиная с конца 1921 г. и особенно после 1924 г., трезвым осознанием необходимости достичь modus vivendi {23} 23 Способ существования (лат.)
в отношениях с внешним миром. Коминтерн также пытался совместить свою идеологическую линию с национальными интересами. В начале 1924 г. его V Конгресс неохотно признал наступление «эры стабилизации капитализма» и заявил о переориентации действий коммунистических партий и народных фронтов на защиту России {24} 24 Пятый всемирный конгресс Коммунистического Интернационала: стенографический отчет. Т. II. М., 1925. С. 33–34, 66.
. Опыт этих лет показал, что вряд ли можно сохранять двойственность, не нарушая национальные интересы России. Желание Сталина скорее вести умеренную дипломатию, чем поощрять идеологическое рвение, выразилось в замене Г.Чичерина на посту наркома иностранных дел М.Литвиновым, представителем западной ориентации в Наркоминделе, официально — в 1928 г., фактически — двумя годами раньше. Несмотря на разницу в складе характера, темпераменте и социальном происхождении, и Литвинов, и Сталин исповедовали благоразумный и прагматичный подход к иностранным делам {25} 25 До сих пор лучший общий обзор советской внешней политики в 20-е гг.: Uldricks T.J. Russia and Europe: Diplomacy, Revolution and Economic Development in the 1920s // The International History Review. 1979. № 1. Оттуда заимствован данный вывод. Эта книга также образец взвешенного труда о системе коллективной безопасности. Аналитический подход к обсуждению вопроса см.: Posen B.R. Competing Images of the Soviet Union // World Politics. 1987. July.
.
Читать дальше