- Замполит, распорядись насчет табачку, - сказал командир, обнаружив, что не взял с собой курево.
Сидорин отошел. В это время не то прошуршал, не то глухо просвистел фугас. Инстинктивно прильнул к земле. Еще подумалось: "Вот посмеемся потом, как весь штаб прохлаждался на травке..."
Взрыв был такой силы, что казалось, земля раскололась. Деревца пригнулись, словно былинки. Осыпались комья почвы, булыжники. Развеялся дым. Поднялся Василий, а товарищей нет. Подбежал к тому месту, где оставил их, а там зияет воронка, дымятся клочья обмундирования - и ни одного живого.
Из оцепенения вывел командир разведотделения:
- Товарищ замполит, привели пленных. Прикажете отправить в штаб дивизии?
- Постой. Покажи.
Хотелось увидеть растерянных, кающихся, потерянных воинов вражеской армии. Подошел. Конвоиры построили пленных. Молодые, почти юнцы. Наверное, последний резерв Гитлера. Смотрят вызывающе, надменно.
- Ваше имя, номер части? - обратился к правофланговому. В ответ плевок в лицо. В глазах помутилось. Застучало в висках. В мыслях пронеслось: "Вместо того, чтобы на коленях просить о пощаде за все злодеяния, за гибель моих товарищей, эти сопляки считают себя героями..."
Рука лихорадочно расстегнула кобуру. Металл пистолета не отрезвил. Отступил на шаг и разрядил обойму в живую мишень. Через мгновение трупы фашистов лежали у его ног. Конвоиры опешили. Никогда не видели таким замполита. Считали его мягким и добрым. Подбежал особист с сержантом и рядовым:
- Товарищ подполковник, сдайте оружие. Я должен вас арестовать.
В особом отделе дивизии допрашивали без пристрастия. Никто не напомнил о международной конвенции - "пленных не убивать", о русской традиции - "лежачих не бьют". Обвинение сводилось к тому, что расстрелянные могли быть носителями развединформации.
Приехал начальник политотдела дивизии.
- Ну, что, Аника-воин, нервы сдали? Ладно, попробую вызволить. Солдаты говорят, что, похоже, немцы хотели напасть на тебя, - хитровато улыбнулся.
Держали под арестом недолго. Начальник особого отдела дивизии сказал на прощание:
- Знаем, на передовой с первых дней войны. За спинами других не прятался. Были ранения. Имеются награды. Идите. Надо добивать врага. Но держите себя в руках.
Этот факт, а может, то количество горя и крови, которое довелось увидеть за долгие годы войны, побудили Сидорина сразу же после Победы уйти из армии.
- Хороший ты офицер! - сказал на прощание начальник политотдела дивизии. - Мог бы служить и дальше. Армии такие нужны. Но и восстанавливать страну кому-то нужно. Ты, я помню, учитель. Иди, сей "доброе, мудрое, вечное". Может, это была последняя война. Будь прокляты те, кто их развязывает.
* * *
А вот совсем "свежее" письмо - отклик на наше анонсирование в журнале новой рубрики "Мозаика войны".
"Уважаемая редакция, - пишет житель города Миасса Челябинской области инженер-конструктор Станислав Иванович Ракитин. - Узнал, что вы собираете или уже собрали материалы к 60-летию начала Великой Отечественной войны, и решил поделиться своими воспоминаниями. В них вплетаются ранние рассказы моей матери, когда я был еще ребенком, а кое-что из услышанного от нее подтвердилось и дополнилось моими личными впечатлениями..."
Итак, еще одна "локальная" беда из общей беды, которую "прокричали репродукторы" на рассвете самого длинного в году летнего дня; еще одна крохотная капля в безбрежном океане всенародной трагедии.
Когда началась война, мне было четыре с половиной года. Мы жили по месту последней службы отца, Ракитина Ивана Яковлевича, комиссара полка, - в Западной Белоруссии, в 100 километрах от границы. Из детей я самый старший, сестре было около трех лет, брату - два месяца. Полк располагался в каком-то монастыре близ села Жировицы Слонимского района Барановичской области.
Помню день 22 июня 1941 года. Чистое небо, яркое утреннее солнце вставало из-за леса. В палисаднике около нашего двухэтажного дома, где жили семьи командного состава полка, стоят кучкой женщины. Что-то тревожно обсуждают, смотрят и показывают пальцами на небо. Я катался с горки на трехколесном велосипеде. Вдруг женщины громко закричали, и все обернулись к дому. Там, за домом, за деревьями, веером поднимался к небу черный дым. Все куда-то побежали. Меня потащила за руку бабушка, которая была у нас в няньках, из местных жителей. Я никак не хотел отпускать свой велосипед, пока мама грубо не отобрала его у меня.
Лежим под кустами в нашем палисаднике.
Читать дальше
