Виталий Васильев - Амурские войны

Заметим походя, что матросский клан был не единственным на Амуре: дети многих бандитов (к примеру, того же Шапы) унаследовали отцовский промысел.

И на этом закончим нашу развернутую характеристику Мильченко-Матроса, тем более что в ходе повествования мы не раз еще повстречаемся с этой «яркой» и в то же время темной личностью.

«Где я?» — Анзор Аветисян с натугой разлепил пудовые веки.

Приподняв голову, в которой лениво перекатывались, постукивая друг о друга, бильярдные шары похмелья, Анзор установил, что лежит на заднем сиденье собственных «Жигулей», припаркованных у обочины напротив городского универмага. В универмаге Анзор отродясь не бывал, ибо с самых пеленок одевался исключительно на черном рынке. Сейчас его кремовый бельгийский костюм был измят до такой степени, будто спал Анзор не в автомашине, а в другой машине — стиральной. С полчаса просидел Анзор в автомобиле, тупо глядя прямо перед собой и почесывая застарелую мозоль от рюмки на переносице. Наконец, в затуманенном его мозгу наметился просвет в виде слова «Рама».

«Рамой» в народе называли бар уже известного нам кафе «Льдинка».

Осторожно, дабы ненароком не загасить робкую искорку воспоминания, Анзор тронул машину с места и поехал в «Льдинку», прилагая по пути титанические усилия, чтобы не выскочить на тротуар: его почему-то все время заносило вправо… Встречи с ГАИ Анзор не опасался: здесь у него, как у легкого морозца ясным осенним утром, все было «схвачено».

В бар Аветисян вошел с опаской, как входят из освещенного вагонного коридора в темный и грохочущий тамбур.

За кассовым аппаратом маячил бармен Лона (Валик Пекуровский). Он подсчитывал выручку. У стойки, потягивая кофе, скукожился на высоком музыкальном стуле его сменщик амурец Боря Черток.

Именно эта парочка срежиссировала и разыграла вчерашний спектакль с богатым Аветисяном в главной роли. В рюмку Анзора подсыпали снотворного, а когда он отключился, его кулем свалили на заднее сиденье «Жигулей» и отбуксировали машину к универмагу. Сейчас предстояло второе действие.

— А-а, явился! — поприветствовал Анзора Валик, не поднимая глаз от накладных. Он протянул Аветисяну руку, но на полпути, как бы передумав, отдернул ее.

— Наверное, долг принес, — входя в роль, ехидно вставил Черток…

— Р-ребята, что вчера было, а? — холодея от дурного предчувствия, спросил Анзор.

— Пить меньше надо — больше бабок будет, — наставительно заметил Пекуровский. — На вот, похмеличь за мой счет и припомни.

Он плеснул в бокал из высокой бутылки плоской квадратной ложкой, похожей на шумовку, бросил в жидкость пару кубиков льда и подвинул напиток Аветисяну.

Этот широкий жест еще больше насторожил Анзора. «Если Лона угощает — быть неприятностям», — подумал он, но бокал все-таки взял.

— Чего ты с ним чикаешься? — сердито бросил Валику Черток. — Пусть кашляет сперва, а потом лекарства пьет.

— Верно, Анзор, когда долг платить будешь?

— К-какой д-долг? — поперхнувшись водкой, выдавил Аветисян.

Его вопрос прозвучал как ночной телефонный звонок в пустом учреждении.

— Во дает, — деланно изумился Черток. — Карточный, милашка… Валик, на сколько он вчера влетел?

Пекуровский и извлек из-под стойки помятый листок бумаги в бурых коньячных пятнах. По листку паучками расползались какие-то каракули.

— Тридцать девять тысяч шестьсот рублей продул ты вчера нам и Давыденкову, — подытожил Валик, для виду сверившись с листком, и развел руками: — Всего-то…

— Не играл я, ребята, ей-богу, не играл! — взмолился Аветисян, но Черток оборвал его:

— Если двое подтверждают факт игры, — торжественно изрек он, — стало быть, игра состоялась!

С этими словами он забрал у Пекуровского подозрительный листок с паучьими записями, порвал его на мелкие клочки и бросил в лицо Анзору.

Аветисян схватился за кудрявую голову, усыпанную обрывками бумаги, как елка конфетти, «Так и есть: обкатали…» Он вдруг четко: припомнил, как Валик поднес ему вчера какую-то рюмку, он выпил ее — и дальше темнота…

В глубине души Анзор давно ожидал, что его «обуют» ребята Матроса, к которым он причислял Пекуровского и Чертка. От своих знакомых «цеховиков» не раз слышал Аветисян жуткие истории о том, как амурцы сдирали с «деловых людей» крупные суммы. «Они все равно свое возьмут, — говорили «цеховики». — Лучше уж сразу заплатить…» И если бы речь шла о каких-то трех-пяти «штуках», Анзор заплатил бы, не раздумывая… Но без малого сорок тысяч… И не самому Матросу, а каким-то Валику Пекуровскому по кличке Лона и Чертку…Это было несуразно…