Александр Афанасьев - Белорусский узел

P.S. Советую перед тем, как читать эту книгу — найти и послушать песню Сергея Калугина «По тонкому первому льду» — её несложно найти в Интернете. Проникнитесь настроением.

WEREWOLF0001

Хоронили человека…

Это было в Беларуси. Ранней осенью две тысячи пятнадцатого.

Микроавтобус Фольксваген с охлаждаемым кузовом — подкатил к собравшимся людям, на табуретки, накрытые тканью — вынесли из машины и положили гроб. Гроб — был ещё украинский, его так и везли — из Украины, где он погиб. А погиб он — под Старогнатовкой, что далеко от Беларуси. Погиб за то, во что верил — под артиллерийским обстрелом сепаров…

Герои не вмирают! Герои не вмирают! Герои не вмирают!

Крикнули по традиции. Среди провожавших соратника в последний путь — было немало тех, кто был одет в камуфляж, в основном — британский или американский Мультикам. Для Беларуси, мирной маленькой страны в четыре раза меньше Украины — это было вызовом. Но это и было — вызовом. И власть — это не приняла. Милиция — на мероприятии была, но демонстративно держалась в стороне и не вмешивалась…

Кто-то ткнул пальцем в китайский бумбокс — и в прозрачном осеннем воздухе тоскливо поплыла Плыве кача — плывёт уточка…

Гроб — подняли на руки и понесли на кладбище. На похоронах присутствовало несколько сотен человек, что для этого небольшого городка было очень много. Милиция — не перекрыла дорогу, не предоставила ГАИшную машину для сопровождения, но и вмешиваться не вмешивалась. Процессия в несколько сот человек — растянулась по обочине дороги, проезжавшие мимо машины кто тормозил, кто — наоборот — прибавлял скорость, чтобы оказаться подальше на случай чего. Но они не боялись. Уже не боялись.

Полтора года прошло с тех пор, как холодным киевским февральским днём — родилась новая реальность. И теперь — эта реальность шла вперёд, пожирая, захватывая все новое и новое пространство…

В этой реальности — государство, менты, спецназ, дубинки — были смешной, и отжившей своё парафеналией. Иллюзией власти. Власть — предполагает не только управление, но и согласие управляемого с тем, что им управляют. Если управляемый не согласен — можно блокировать его на центральной площади города, можно хватать поодиночке, избивать, нанимать титушек, отстреливать снайперами. Но управлять — все равно не удастся.

И даже если не согласен не весь народ, а только горстка его, но горстка, готовая захватить центр города, и не уходить из него, несмотря на холод, побои, штурмы милицией, посулы и уговоры, на тактические уступки власти и предательство со стороны оппозиционных политиков, которых во власти не устраивает лишь то что власть принадлежит не им — все равно, старая власть вынуждена будет уйти. И если найдётся сотня человек, готовая со строительными касками и алюминиевыми щитами идти на пули снайперов, и молча, один за другим умирать, множа собой кровавый счёт — этой власти тоже не удастся удержаться, и она вынуждена будет уйти.

И даже если соседняя сверхдержава — вломится в твою революционную страну, с танками и Градами, если она устроит, профинансирует и снабдит оружием контрреволюцию, и даже если большинство на выборах выберет контрреволюцию, если сзади будет зрада политиков и воров, а с фронта — шквальный огонь Градов, гаубиц и танков, и насмерть вставшие батальоны сепаров, ватников и совков, которые готовы умереть и убить за то чтобы все было как раньше, которые питает, снабжает, оплачивает, обучает, вооружает крупнейшая страна в мире — все равно они победят. Потому что они на правильной стороне истории.

И потому что будущее — не остановить…

Два человека, один в штатском, второй — в тщательно постиранном, потускневшем камке, примерно одного и того же возраста, встретившись глазами, кивнули друг другу.