Александр Проханов - Хроника пикирующего времени

Я видел, видел ее. Поверьте мне, маловеры. Доверьтесь моим глазам, слепые. Положитесь на мой слух, глухие. Я видел ее, красную ласточку Революции. Прянула с высоты из‑за кремлевских башен. Пролетела над Манежной площадью с нелепыми фонарями Лужкова. Сверкнула над Охотным рядом, вдоль Думы с окаменелым советским гербом. Свистнула пулей у виска продажного депутата. Ослепила застывшего па посту омоновца. Радостно окликнула стоящего в пикете ветерана. Унеслась вверх, к Лубянке, растворяясь в туманном московском небе.

Мой рассказ — о «красном» пикете перед зданием Думы, где принимался очередной, убивающий Россию закон.

Московские власти подарили пикету узкую черту тротуара, у гостиницы «Москва», вдалеке от подъезда Думы. Огородили стальными турникетами, выставили милицейское оцепление, окружили дубинками, бронежилетами, железными шлемами. Так в тюрьмах охраняют выпущенных на прогулку арестантов. Так в резервациях содержат покоренные племена. Мимо, заливая Охотный ряд стеклянно‑металлической жижей, несутся лимузины. Иные подкатывают к порталу Думы. Из них выходят узнаваемые депутаты «Яблока», «ОВР», «Единства». Вальяжные, с глянцем власти, вершители судеб, отшлифованные, как галька, в интригах и словопрениях, скрываются в дверях, уверенные в победе над «левыми». Тех меньшинство, они терпят одно поражение за другим. Идут сегодня сражаться в буржуазную Думу, заведомо зная о проигрыше.

Дума — политическая машина, насыщенная кнопками, электронными системами, агентами влияния, деньгами для подкупа, интересами партий, людскими пороками и страстями. Экзотический гриб, выросший на обугленном пне расстрелянного Верховного Совета. В ней происходит сегодня не видимое миру сражение. Пикет на Охотном ряду — отблеск политической схватки, ее продолжение на улице.

Пикет медленно собирает людей. Из метро, из троллейбусов вытягиваются вдоль витрин с драгоценностями для буржуазных дам, с заморскими деликатесами и винами, манекенами в дорогих туалетах, с заморской мебелью из ореха и дуба. Простой московский люд, утомленный, небогато одетый. Не торопясь, достают складные тросточки, похожие па удочки. Навешивают на них бумажные рукодельные транспаранты. Деловито развертывают полотнища с протестнымп лозунгами. Извлекают портретики вождей, флажки, намалеванные, похожие на горбоносых чертей, рожи олигархов. Оружие неимущих, прошедшее сквозь баррикады 93‑го года, вынесенное на груди сквозь пожары и побоища. Здороваются, обнимаются, как однополчане. Обмениваются новостями и жалобами. Пикет немноголюден. Напоминает издали узкую красную ленточку, протянутую у тротуара.

Мимо, в удобных «мерседасах» и «вольво», в толстобоких «джипах» и узконосых «БМВ», катят клерки, банкиры, директора корпораций, торопясь в свои конторы и офисы. Посматривают с легким презрением на красноперый тротуар, который им вовсе не страшен. Ибо Москва принадлежит им. Россия принадлежит им. Железные дороги, атомные станции, гарнизоны, недра, златоверхие храмы, казино и ночные бордели — все записано за всевластным, безнаказным классом, который, как опухоль, вспух на теле России. Они не боятся тросточек и бумажных плакатов. Их охраняет ОМОН, броня «мерседесов», буржуазная Дума, создающая из законов непробиваемую стену между народом и властью.

Пикет медленно взрастает. Наливается красными соками. Похож на бутон шиповника, в котором зреют огненные лепестки протеста.

По соседству с «красными» занимают позицию «голубые» — буржуазные профсоюзы Шмакова, уменьшенная карикатура американских, которые контролируются капиталом, спецслужбами, «крестными отцами». Мохнатая, когтистая лапа буржуазии, засунутая в голодное чрево рабочего.

Из комфортабельного «джипа» выходят шмаковские функционеры. Достают синие, по стандарту выклеенные транспаранты. Надписи одобряют буржуазный закон, воспевают гармонию. Союз труда и капитала. Миллиардеров и нищих. Жирующего ненасытного класса и вымирающего народа. Тротуар наполняют привезенными на автобусах секретаршами, охранниками коммерческих структур. Профсоюзными боссами. И сразу же между «синими» и «красными» соседями затевается перебранка. Негромкая ссора, перерастающая в потасовку. На гладком без трещин тротуаре — трещина социального раскола. Рубец классового антагонизма, о котором страна не ведала семьдесят лет.