Олег Кашин - Горби-дрим

Это – что касается времени, Глясик. А что касается пространства – где-то в Москве, в домодедовском грузовом терминале лежит груз наркотиков для тебя, глупый ты бегемот. Тебя над уколоть и вырвать тебе этот чертов зубик, чтобы ты перестал о нем думать и смог наконец трахнуть собственную маму – папы нет, вы вдвоем тут живете, и если твоя мама не забеременеет от тебя, то славный род потомков легендарного Ганса оборвется на тебе, и никто не вспомнит о том, какая это была династия, и сколько народу ради нее погибло. До счастья было рукой подать, но все испортили сепаратисты – накладная на наркотики уже который день лежала на столе у российского министра здравоохранения Скворцовой, и Вероника Игоревна не знала, что с ней делать – калининградцы же отделились, и хрен им теперь, а не наркотики, и какая разница, что это для бегемота – хотите независимости, сами трахайтесь со своим бегемотом.

Глясик продолжал пялиться в кафельную стену и сам не заметил, как задремал. Снились ему стада бегемотов, бредущие по бескрайней заснеженной степи – он никогда не видел снега, но русский бегемот так устроен, что ему всегда снится Россия. Глясик еще не знал, что он больше не русский бегемот, а независимый.

За решетчатой перегородкой в бассейне бултыхалась сексуально неудовлетворенная мама. Директор зоопарка Светлана Соколова, зашедшая проведать бегемотов, вдруг заулыбалась сама себе – она вдруг поняла, что мама-бегемот это и есть Россия, а маленький Глясик – это независимая Земландская республика. У животных все как у людей, Светлана это давно поняла.

«Газель» остановилась у метро «Молодежная»; вообще-то это, конечно, был «Мерседес», но в России же все микроавтобусы – «Газели», по крайней мере, люди, которые выходили из микроавтобуса к метро, в этом не сомневались, для восьми из двенадцати это вообще был первый в жизни приезд «в Россию». Топтались в грязном снегу, смотрели на бесцветную толпу у входа в метро – ну, Москва и Москва, ничего особенного.

– ЕКХ – Еду Как Хочу, – показывая на номер «Газели», когда та уже начала разворачиваться через две сплошные, объяснил факультетский всезнайка Караваев. – Фэсэошная серия.

Караваев как бы ни к кому не обращался, даже смотрел куда-то в сторону, но, скорее всего, если бы среди этих двенадцати не было Олеси Балабенко, которая ему, конечно, нравилась – если бы ее не было, то он бы оставил свое знание про ЕКХ при себе, промолчал бы. А тут даже повезло – Олеся его не просто услышала, а даже заинтересовалась, спросила: «Фэсэо – это вот те дяденьки в костюмах, которые нас встречали, да?».

И Валера вдруг застеснялся, потом разозлился на себя из-за того, что застеснялся и, наверняка бездарно растрачивая очевидный шанс на дальнейшую заинтересованную беседу, которую вообще-то можно было бы конвертировать и в двухчасовую, до самого поезда, прогулку вдвоем по Москве, сердито ответил, что кому дяденьки, а кому майоры да капитаны, и Олесе сразу стало неинтересно, она отвернулась.

Кто-то курил, остальные ждали, не заходили в метро – мысли погулять где-нибудь здесь не было ни у кого; вокруг был почти калининградский пейзаж – тоскливый, окраинный, как если бы кто-нибудь взял самый неприятный кусок Балтрайона и увеличил бы его раза в три. Больше этажей, больше снега, больше грязи, всего больше.

«Дети России путешествуют по России», – Караваев наконец-то вспомнил этот лозунг, под которым десять лет назад его, второклассника, привезли в Москву за счет бюджета Калининградской области – смотри, щенок, что ты променял на Миколайки и Закопане, это твоя родина, люби ее!

Щенок смотрел через замызганное окно казенного «Икаруса» на такую же, как сейчас, заснеженную грязную Москву и думал, что надо бы обязательно сказать родителям, что если они еще раз захотят отправить ребенка «в Третьяковочку» (до которой их автобус так тогда и не доехал, кстати), то он на них сильно обидится.

Десять лет его никто, слава Богу, и не тревожил, и продолжалось это до вчерашнего утра, когда в деканате появилась неприятная тетка из областного, он еще не привык к слову «республиканское», правительства и сказала, что срочно нужно двенадцать отличников съездить в Москву, как она сказала, с важной миссией. Что, как, зачем, куда – тетка не объяснила. Домой не дали съездить переодеться, даже билетов не покупали, просто схватили тех, кто был в коридоре и у кого был с собой паспорт, раздали под роспись по три тысячи рублей «на всякий случай», тетка сама и раздавала, и повели на вокзал. Фирменный «Янтарь» даже задержали на двадцать минут. Видимо, миссия действительно важная.