Лев Аннинский: Ядро ореха. Распад ядра

Уф!

В конце концов Вл. Маканин делает следующий эквилибр: его герой все-таки жулик (хапуга, приобретатель, потребитель, обыватель), а потом описывает… как он сам, рассказчик, вместе с женой (которая говорила: «Не лезь в это дело!») покупает модный и дефицитный мебельный гарнитур. Дескать, все мы люди, все человеки. Так что, уважаемый читатель, продолжайте и после чтения колебаться в мнениях и теряться в догадках.

Нет, увольте. Не тот предмет. Неинтересно. И знаете, почему неинтересно? Потому что у Вл. Маканина нет на счет своего героя ясной общей идеи. Ни черной, ни белой. Ни разоблачить до конца не решается, ни защитить. Разоблачить? А мы сами, что ж, гарнитуров не покупаем? Да и вообще банальнейший ход, и Вл. Маканин это чувствует. Защитить? Да как защитишь-то, когда иллюзион все это: шумел человек, гремел, великие фильмы выпускал, званиями увешан, сединами потрясает на юбилее, а посмотришь все, что от этого грома и мелькания осталось, и… не слишком покраснеешь… И топько-то? И вокруг этого все?

Я не отрицаю, и иллюзион может стать предметом исследования большой литературы. Нет запретных тем. Но нужна общая мысль, возвышающаяся над описанной суетой. Общая идея нужна. Ее нет.

Отсутствие сквозной и ясной общей идеи относительно изображаемой действительности — вот слабость Вл. Маканина. Есть глаз, есть талант, есть, наконец, жажда общей идеи. А самой ее нет. Разлет!

Как же это господь бог объяснил бедному дикарю, который ухлопал всю свою жизнь на бесплодные поиски? То ли надо злаковые сеять, то ли что-то другое… Может, ты откроешь, а может, кто-то другой…

— А я как же? — взвыл дикарь.

— А вот так, — сказал господь бог и ушел по своим делам. Торопился он, — с улыбкой поясняет Вл. Маканин.

«Вот так», — скажем и мы с другом-читателем. И разбежимся каждый по своим делам.

1978

К вопросу о предсказаниях. В 1961 году, разбирая первую книжку Фирсова, я писал, что умиротворенность его и близких ему поэтов чревата тем "буйством, с которым тридцать лет назад угрожал миру герой Павла Васильева: "Мы еще не начинали жить!" (см. сб. «Жизнь. Герой. Литература», М, 1961, с. 627). Через три года Вл. Фирсов сам назвал своим учителем П.Васильева, поклявшись точно теми стихами которые я цитировал: "Мы еще Некрасова знавали, мы еще "Калинушку" певали, как сказал моей земли поэт". Раньше такие совпадения объясняли мистикой. К счастью, теперь их можно объяснять телепатией. Или закономерностью психологических связей в поэзии.

«Почему «104 страницы»? — ядовито спросил читатель «Советской культуры» Н. Фирсель. — Дорогие товарищи, если кто-нибудь из вас знает, прошу ответить» (см. номер от 26 января 1965 г.). Случай этот с новой силой свидетельствует о неиспользованных возможностях грамотности. За три месяца до того, как москвич Н. Фирсель поместил в «Советской культуре» свое воззвание, газета «Московский комсомолец» (от 29 октября 1964 г.) уже ответила ему в статье Ю. Смелкова: почему? Потому что в первом варианте рукописи Радзинского случайно оказалось 104 страницы.

Аристотель и Платон. "Это не только две системы, но и типы двух различных человеческих натур", — эти слова Г.Гейне К.Юнг в качестве эпиграфа предпосылает своей книге. См. К.Г.Юнг. Психологические типы. М.,1922.

Там было сделано хитро: из редакционного вреза явствовало, что перед нами очерк, но прямо этого не говорилось. Привожу этот врез целиком, как образец для людей, желающих обучиться искусству редакторской предусмотрительности: «Ленинградский писатель Элигий Ставский давно изучает проблемы сохранения природных богатств страны. Его очерки и статьи (разрядка моя.—Л. Л.), посвященные судьбам Азовского моря, озера Балхаш… в разное время публиковались в «Литературной газете» а сейчас готовятся к изданию отдельной книгой. Автор продолжает заниматься этой темой. Сегодня мы предлагаем читателям отрывок из н о-вой работы Э. Ставского». Дальше следует отрывок из романа «Камыши» («Литературная газета» от 14 марта 1973 года).

Чуть не забыл сообщить читателю результаты следствия: Степанов умер своей смертью, а Назарова, оказывается, вслепую застрелил от испуга «человек со стороны». охотившийся здесь наездом негодяй. Сюжетно негодяй прописан в романе так: он бывший муж Веры. Таким образом, все основные герои (Кама, Прохор. Симохин, косари и т. д.) от ложных детективных подозрений освобождаются.