Аркадий Бабченко - Операция «Жизнь» продолжается…

Ну, ладно, поехали…

В войне, как в таковой, Леха еще не участвовал — так, стрелялись понемногу, а вот чтобы по-настоящему… Пока не довелось. Хотя, как ни крути, уже месяц в окопах, и, честно говоря, подустал, он, конечно. И от окопов, и от войны этой непонятной, непродуманной. Что-то там мутят наверху, все передислоцируют, перекидывают с места на место. Знали ведь, что война будет, почему не подготовились?

— Двумя месяцами ранее, в июне 99-го, нас собрали на плацу и сказали: "Так и так ребята. Готовьтесь в Дагестан, ожидается вторая чеченская" Война еще не началась, а наверху уже знали, что она будет. По крайней мере за два месяца знали, потому что именно столько нас и готовили. И двадцать первого июля привезли на охрану Каргалинской плотины. Говорили, что её могут взорвать, и тогда затопит пол-Дагестана и пол-Чечни. На этой плотине и сидели, ждали нападения боевиков.

Рубанули их сразу, без предупреждения и практически в упор. Оттуда, откуда не ждали. Прямо на этом перекресточке. Как начали фигачить с трех сторон из всего что было, закидали попросту пулями и минами. Поначалу еще надеялись отстреляться сами, а когда поняли, что жопа — вот она, стоит и хлопает по плечу, было уже поздно.

Сначала сожгли Лехину "зэушку", практически сразу же подстрелили и взводного, пуля пробила ему руку, потом убило Сашку Ефимова, Лехиного заряжающего… Одна "коробочка" уже горела у обочины, под колесами лежали двое убитых, сколько догорало внутри, черт его знает. Вторая была еще жива, но тоже понятно, что ненадолго.

Хотя вызвать ферму они все же успели. Чтобы узнать, что фермы больше нет — техника как рядами стояла, так рядами там и догорала… Спасать группу было уже не на чем.

— Боевики нас долбанули, зажали, и пошли дальше. Кто ж знал, что в Новолаке этом полторы тысячи "чехов" и Шамиль Басаев во главе. И к нам на помощь уже никто не пришел…

В общем, заняла вся Лехина война от силы минут тридцать. Когда он бежал обратно к взводному, рядом разорвалась мина и здоровенный осколок угодил ему в бедро, почти оторвав ногу и разворотив руку.

От удара Леха свалился в канаву коромыслом. Кости в раздробленной ноге раскрошило, и при падении она оказалась у него на плече.

— Смотрю, менты дагестанские мимо бегут. Я им говорю — мужики, ногу положите нормально. Один остановился, ногу с плеча снял, приставил к туловищу как надо и дальше побежал. А кровищей как хлестанет в небо! А жгута-то нету, жгутом-то летехе руку перевязал! Ну, ремнем перетянул…

Бой шел накатами — несколько часов стрельба, потом затишье — и Леха тоже жил накатами — несколько часов в сознании, потом в отрубе.

— Прихожу в себя — в ста метрах на высотке танк стоит и пацаны ходят. В другую сторону голову поворачиваю — в двадцати метрах от меня боевики. Начну кричать — услышат, заберут. Ни туда, ни сюда в общем. Так я двое суток и пролежал — день, ночь, день, ночь…

Эти два дня, проведенные им на том поле под Новолаком с полуоторванной ногой, в полубреду-полузабытьи, без воды и жрачки, были так длинны, что составили отдельную, особую часть его жизни. Впадая в коматоз и выходя из него, Леха никак не мог определиться, в каком он мире — здесь еще, или там уже? И никак не мог решить главный для себя вопрос, никак не мог понять — хорошо это или плохо?

Один раз, очухавшись, увидел, как село бомбят вертушки, но бомбардировку эту ощутил уже отстранено, словно смотрел мультфильм, персонажем которого себя больше не осознавал: накроют, не накроют — ему-то теперь какое дело?

Очнувшись в другой раз, Леха увидел, как в развороченном буграми мясе, которое раньше было его ногой, копошатся опарыши — десятки, сотни белых червей ели его еще живую плоть. Долго смотрел на них, не понимая, чего они хотят — разве не знают, что он еще живой? Потом пробило страхом — так и сожрут посреди этого поля. Эти опарыши переломили его сознание, выдернули из мира бредовых чудовищ, вернув в мир живых, и ему вдруг чертовски, до тошноты, захотелось жить. Счистив червей штык-ножом, Леха сумел изгольнуться и помочиться в рану…

А когда он очнулся в следующий раз, его нашли.

— Слышу — шепот. Ну, наконец-то, думаю, пацаны… Я ж все жду, пока раненных собирать начнут. Я им тоже тихонечко так — пацаны, пацаны, я здесь! Подходят человек пять, смотрю — нет, не пацаны. Обросшие мужики. «Ты кто?» Раненный, говорю……дырка же, опарыши, полсапога крови… «А ты знаешь, кто мы?» «Знаю, — говорю, — боевики». Они мне нож к горлу: «Ну что, мы тебя в плен забираем». «Да мне, уже, — говорю, — как-то…берите». Двое ж суток без воды, без ничего — в коматозе уже полном.