Олег Попцов - Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

Действительно, проходили.

Страх быть арестованным ночью. Чуть сдвинута занавеска, и голос глухой заземленный. И взгляд сверху вниз из-за занавешенного окна. Внизу один из сотрудников НКВД проверяет номер дома, другой — парадную дверь подъезда. Непременно запрокидывает голову, зная наверняка, что там, на четвертом этаже, стоит человек. Он готов. Он смирился. За ним пришли.

Страх быть исключенным из КПСС, и лишиться раз и навсегда права на работу по специальности. И стать одномоментно изгоем. Не потому, что беспартийный, а потому, что исключенный, значит, «меченый».

Кто спорит? Мы это проходили. Но почему бы и не повторить, если пойдет все на благо укрепления государственности? Вопрос в другом. Выветрилось из нас, ушло рабство или оно имеет генетический код? А потому и вечно? Или спустя многие годы, мы снова делаем ставку на страх, как силу дисциплинирующую и организующую. Мне эта мысль не дает покоя. И мерещится мне гул голосов однообразный: «Это все они виноваты!» Российское призвание: непременно метить виноватого. И находить его не в себе, любимом, а в других. И напрасно.

На кого мы шлем проклятья? Мы построили демократию, которая не способна себя защитить? Это факт. И призывы к соблюдение прав человека, здоровые и разумные, превращаются в фарс, в разглагольствования людей, ничего не умеющих, именующих себя правозащитниками. А потому их подход к этим самым правам оказывается выборочным. С точки зрения прав человека, что правомернее: карать убийцу, уничтожать его или договариваться с ним, не имея никаких гарантий, что после соглашения он снова не начнет убивать?

Что есть терроризм сегодня?

Это столкновение идеологий, религий, цивилизаций? Множество мнений на этот счет. И не исключено, что кто-то готов истолковывать терроризм как крайнюю форму борьбы за права человека. Сколько еще нужно людей взорвать, захватить в заложники, перерезать им горло и выбросить на дорогу отрезанные головы жертв? Сколько, чтобы прозреть говорливым правозащитникам?

Перманентный конфликт — самый разрушительный вид энергии. Руководство сначала не думало об этом, когда начиналась военная операция в Чечне. Власти казалось, что оно решает локальную задачу на конкретном участке общей российской территории. Власть не отягощала себя изучением истории конфликтов и войн на Кавказе. Потому что тогда могла начаться совсем другая история. Тогда бы энергия распада Советского Союза вошла в ядерный синтез — реальную угрозу распада многонациональной России. Была ли такая опасность? Была. И ее спрограммировал Михаил Сергеевич Горбачев и Верховный Совет СССР, предложивший в 1990 году, на одном из заседаний так называемого «новоогаревского диалога» по сохранению и совершенствованию Советского Союза дать российским автономиям права союзных республик. Это было началом, искрой, способной запалить костер сжигания мостов геополитики единства.

Будем справедливы: ценой невероятных усилий непросвещенная в практике управления власть, опираясь на авторитет Ельцина, сумела предотвратить этот катастрофический процесс. Именно тогда блуждающий вирус суверенитета распалил не только национальные республики, но и Ленинградскую, Свердловскую области, Приморский край, которые на волне суверен-ных увлечений заговорили о своей самодостаточности. В апреле 1992 года в Москве был подписан Федеративный Договор, устранивший основные причины возможного распада РФ. Как я уже отмечал, Чечено-Ингушская Республика и Татарстан этот Договор не подписали. И вот, спустя два года, в 1994 году, когда ЧИР уже распалась, возникает чеченский кризис. Чечня превратилась в криминальный центр России: отсюда осуществлялась торговля оружием, наркотиками, здесь было запущено основное производство фальшивых денег — рублей и долларов США, чеченцы, осевшие во всех регионах России, организовали массовое похищение людей, в самой республике началось массовое изгнание русских. С территории Чечни стали осуществляться постоянные вооруженные набеги на соседние районы Краснодарского и Ставропольского краев и Волгоградскую область, где местное население подвергалось разбойным грабежам. Пышным цветом, не без участия центральной власти, расцвел подпольный нефтяной бизнес, за границу продавалась не только чеченская сырая нефть, но и готовые нефтепродукты, произведенные на местных НПЗ из сырья, которое поступало из других российских регионов.

И вся эта порочная неуправляемость территории набирала силу на фоне жестких заявлений и реальных действий так называемого президента Ичкерии (Чечни) Джохара Дудаева о выходе из состава России. С лета 1994 года в самой Чечне началась крупномасштабная военная «междоусобица». 1 декабря по приказу тогдашнего министра обороны РФ Павла Грачева российская авиация нанесла удар по аэродромам Ханкала и Калиновская. И тем самым вывела из оборота сепаратистов все самолеты штурмовой авиации и часть вертолетного парка, который находился в распоряжении правительства Дудаева. Позже были проведены бомбардировки военных складов и баз, на которых, кроме иной техники, были две пусковые ракетные установки и 60 тысяч единиц стрелкового оружия, обеспеченного двадцатикратным боевым запасом. Уничтожая военные припасы сепаратистов, федеральная авиация, как утверждали СМИ, контролируемые чеченской диаспорой, задели окраины аулов, погибли люди из числа мирного населения. Эти действия федералов подвергли резкой критике почти все газеты, телевизионные и радиовещательные каналы.