Виктор Ротов: Ближе к истине

— Можете хоть сейчас отправляться пешком в Краснодар.

Женя взглянул на меня мстительно. А когда мы вышли от врача, успокоил:

— Но ты не переживай, старик. Ты старый, мудрый, осторожный друг.

— Ладно. Если ты такой герой, завтра мы идем на перевал. Поднимемся и спустимся. Я возьму с собой валидол и нитроглицерин на всякий случай. Если ты не попросишь таблетку, то делай потом что хочешь.

— Хорошо. Пойдем на перевал.

Маме моей Женя понравился сразу. И она приняла его как родного сына. Он держался просто и свободно. Как дома. Это и подкупило ее. Она готовила нам, кормила нас, сидела с нами по вечерам за долгими неторопливыми житейскими разговорами. Смотрела на него, и глаза ее весело блестели.

Надо сказать, Женя умел нравиться людям. В нем было что‑то обвораживающее.

Я вспоминаю часто о нашей студенческой жизни. Женя еще числился в Литинституте. Приехал на летнюю сессию сразу после туристической поездки в Англию и Шотландию. Приехал он тогда довольный, переполненный впечатлениями, но не подготовленный к сессии. Мы, конечно, помогли ему чем могли, и вот начались экзамены.

Как он будет сдавать, мы ума не могли приложить. Однако…

Сдали первый — он сдал не хуже нас. Сдали второй — он сдал лучше нас. Третий, четвертый. Он идет лучше нас по оценкам. Я поражен, Сеня выходит из себя.

— Ты шотландским виски поишь преподавателей что ли? — приставал он к Жене с возмущением.

— Хе — хе — хе! — похехекивал Женя. — Секрет фирмы.

Как‑то я улучил момент, когда не было Сени, и спросил:

— Женя, как тебе удается сдавать экзамены?

— Старик, все очень просто. Из трех вопросов в билете я хоть что‑нибудь да знаю. С этого и начинаю. А*потом рассказываю про Шотландию. И знаешь как слушают?!

Все ясно. Женя умел рассказывать. Отрывочные, разбросанные впечатления он увязывал сюжетом и даже идеей, если хотите. Заслушаешься. При этом он чутко улавливал реакцию собеседника и старался развивать именно ту тему, которая больше нравилась.

Идя на экзамен по Античной литературе, он выучил всего лишь одно четверостишье Сапфо, уловив на консультациях, что преподаватель А. А. Тахо — Годи неравнодушна к древней поэтессе. Вот это четверостишье:

Прочитал он, конечно, и кое‑что о самой Сапфо.

Судьба этой женщины удивительна. Не зря легенды о ней дошли до наших дней из VII века до нашей эры. Во время гражданской войны на Лесбосе она бежала в Сицилию. И только много лет спустя вернулась на родину. По преданию, кончила жизнь самоубийством из‑за несчастной любви. Бросилась со скалы. Сапфо писала о любви. О неодолимой, мучительной страсти. И сама она была страстной женщиной.

В билете, который достался Жене на экзаменах, вопроса о Сапфо не было. Но он попросил разрешения рассказать о ней. Преподаватель разрешила, поскольку очень любила поэтессу. Женя рассказал, не жалея красок. Наизусть прочитал четверостишье, потом все это ловко увязал с недавней поездкой в Шотландию. Да видно так интересно получилось, что преподаватель даже не вспомнила

о вопросах в билете. Женя вышел от нее с пятеркой в зачетке.

Он всегда говорил мне:

— В жизни все просто, старик. Надо знать слабости людей, а их немного.

Я всегда поражался его знанию жизни. Он моложе меня, но иногда мне казалось, что я имею дело с мудрецом по жизненному опыту.

На следующий день я поднял его рано утром. Встал он неохотно и плелся за мной на перевал без охоты. Я смотрел на него, принаряженного мамой в старенькие брюки и рубашку брата (в лес за перевал не надевают хорошее), и меня распирал смех.

— Женя, ты как будто в неволю идешь.

— Да, старик. Держусь на одном энтузиазме. Иду потому, что принял твою веру. Я буду вести аскетический образ жизни: недоедать, недопивать, лазать по горам, париться в бане, хлестать себя веником — лишь бы избавиться от лишнего веса.

На Красовский перевал в Новороссийске надо подниматься сначала по улице Кирова от Мефодиевского рынка. Потом улица переходит в дорогу, ведущую по склону горы на перевал. Километра два на подъем, в начале и в конце довольно крутых. Мы часто останавливались чтобы полюбоваться городом внизу и чтоб отдышаться.

В глубокой балке слева, поросшей кустарником и высокой травой, пели невидимые птицы, призрачно звучала какая‑то здешняя жизнь. А за нами, внизу, глухо рокоча, лежал город. Дальше — море. Небо над ним хмурилось, надвигалась большая темная туча. Потом солнце зашло, повеяло прохладой.