Виктор Ротов - Ближе к истине

По его милости мы не попали в Адербиевку, как намечено было маршрутом, а попали в Шапсургскую. И вышли к морю не в Геленджике, а в Кабардинке. Вот чего стоил нам всего один взмах руки недоброго человека, указавшего не ту дорогу. И вообще дальше все сложилось не по-доброму. Так что гнев и сарказм, с которыми Женя обрушился на Василия Петровича, «естественного человека», имеет под собой реальную почву. Только прообразом Василия Петровича послужил не один, а два человека: гос

теприимный старик и хозяин необъятной усадьбы. Антураж от деда с бабкой, а образ «естественного человека» навеян встречей с недобрым хозяином на выходе из Эриванской.

Сказать по правде, я был шокирован его такими параллелями: Глорский — Дубровин, Кутищев — Ротов, Василий Петрович — недобрый хозяин необъятной усадьбы. Женя, очевидно, предвидел мою такую реакцию, а потому вслед за повестью «Билет на балкон», которую тотчас выслал мне по выходе книги, он позвонил: «Старик, я взял только антураж! Понимаешь? Антураж только!..» Меня что-то насторожило в этом его настойчивом предупреждении. Потом я понял, что он хотел сказать. Он хотел предупредить меня, чтоб я ничего не принимал на свой счет. Но я все равно был шокирован, когда прочитал повесть. Ибо в повести был не только антураж, в ней было много жестокой правды. И я написал Жене. Мол, нужно ли было так больно касаться темы даровитости Кутищева, в котором без груда угадывается Ротов? Я был несколько ослеплен обидой и не сразу понял, что и по отношению к Глорскому, то есть к себе, Женя так же беспощаден. Даже, может, больше, чем к другим.

Сейчас становится все более модным (а может это продиктовано жизненной необходимостью) писать о реальных людях в художественных произведениях. О родных, любимых, друзьях, недругах. И вопрос, в какой степени откровенно можно писать о реальных людях на страницах рассказов, повестей, романов — не праздный, а назревающий, если не назревший.

В какой степени деликатным оказался Женя в этих вопросах, прибегнувший, правда, к вымышленным именам, я испытал на себе и могу смело об этом гсворигь. И постараюсь как можно откровеннее.

Прочитав повесть «Билет на балкон», я сначала неприятно подивился. Особенно творческой несостоятельности Кутищева. Как ни хитрил Женя, как ни мудрил, чтоб завуалировать это, называя Кутищева хорошим добротным писателем и прочее, общий вывод был неутешительным — Кутищев творчески несостоятельный человек. И Женя даже говорит почему — Кутищев зарылся в быт, в семью, он скован разными условностями бытия и своей железной самодисциплиной. В повести Глорский якобы завидует собранности и другим качествам Кутищева и даже объявляет о том, что принимает его веру. Но это всего лишь прием,

уловка деликатного Жени. За похвалами в адрес Кутищева совершенно четко просматривается довольно едкая ирония. Ловко отхлестал, ничего не скажешь. Это‑то меня и расстроило. Но Женя, как истинный художник, остался на высоте: он сказал правду. Причем, сделал это в высшей степени деликатно и хитроумно. Он понимал, что я могу обидеться, и не хотел меня обидеть. Но он не хотел и врать.

Он никогда не поучал, он только говорил: надо, Витя, работать. Работать, работать… То же самое, по суги дела, он говорил и Кутищеву, если снять всю литературную серебристо — золотистую паутину, которую наплел вокруг него. И туг обижайся, не обижайся, а Женя прав. Надо работать, может, что‑нибудь и получится.

Обрисовкой близких, друзей и знакомых, сдержанной, симпатичной откровенностью, дружеской суровостью меня покорил роман Гария Немченко «Проникающее ранение», который я читал в дни, когда писал эту повесть. Роман о людях, с которыми свела его, автора, судьба. Гарий Немченко подошел к вопросу меры откровенности мудро: встреча с человеком — есть благо. Даже если люди не стали друзьями, или друзья разошлись — все равно, встреча людей — есть благо. Это благо остается при нас до конца дней наших, поддерживает в жизни. Это хорошо. И об этом хорошем надо говорить.

О плохом, о подлости тоже не следует умалчивать. Когда схватка, борьба. Но ради того, чтоб покопаться в грязном белье — стоит ли? Недавно я прочел книжку одного известного артиста, почему‑то взявшегося за перо. Он дошел до того, что выболтал наиделикатнейшую семейную тайну — отец думал, что «я НЕ ЕГО». Именно так у него и подчеркнуто. При живых‑то еще, насколько я понял, родителях. Это же ведь какая‑то патология откровенности. К чему это? Я уверен, Валерий в жизни своей, в делах и помыслах гораздо лучше и красивее чем в «этих» «Дребезгах». Не понимаю, зачем понадобилось выставлять напоказ несуществующие язвы души?