Виктор Ротов - Ближе к истине

— Что — третье?

— Рождение. Настоящее, когда мама родила. Потом Южная Озерейка. И вот… Из пасти акулы, считай, вытащили.

— Да — а-а! — доктор прерывисто вздохнул. — Представляю себе!..

На берегу Павла сдали в органы. Следователь обстоятельно допросил его. Пришел, видно, к выводу, что он не из зачинщиков, его подлечили и отправили этапом в Тайшетлаг. Не на Колыму.

Его амнистировали в знаменитом 1953–м. Десять лет лагерей! И еще пять на вольном поселении без права выезда с назначенного места жительства. И только после этого он выбрался, наконец, в Южную Озерейку. Нашел там Евдокию с дочкой, которой было уже шестнадцать. У них сложилась семья. Родились два сына.

Павел Степанович никогда никому не рассказывал про свои злоключения. И только перед смертью рассказал обо всем автору этих строк.

Говорят, была у него одна «странность» — каждое воскресенье он шел через весь поселок к памятнику погибшим десантникам с букетом цветов в руках. Возлагал цветы и потом долго стоял на берегу, глядя в открытое море.

Похоронили его на маленьком кладбище Южной Озерейки. На том самом берегу, где настиг его смерч судьбы нашей.

В июле 1969 года мы с Женей (он для меня остался Женей) совершили пеший поход через горы к Черному морю. Не подумайте, что мы карабкались по скалам и преодолевали высокие горы. Нет. Мы пересекли Северо — Кавказский хребет в самой что ни на есть северо — западной его оконечности, почти на исходе, где горы уже невысокие; спокойные, как говорят туристы.

Это наше предприятие было не столько спортивным, сколько эстетико — авантюристическим, я бы сказал. Нам хотелось посмотреть красоту земли, побыть на природе с глазу на глаз; может, испытать себя в чем‑то; нам хотелось впечатлений и приключений.

Для начала мы выбрали довольно сложный маршрут; Абинск — Эриванская — Адербиевка — Геленджик. Потом, правда, изменили его, пошли более легким: из Эриванской повернули на Шапсугскую и вышли к морю не в Геленджике, а в Кабардинке. Срезали угол. Правда, не по своей воле. Вмешался Его Величество Случай.

Все было: и землю посмотрели в одном из самых прекрасных уголков России. И побыли с природой с глазу на глаз, и испытали себя кое в чем… А впечатлений и приключений было столько, что Жене хватило на книгу: наш поход лег в основу его повести «Билет на балкон». Она вышла в свет два года спустя в Центрально — Черноземном книжном издательстве в Воронеже. Это был его своеобразный творческий отчет о нашем походе. А мой вот только теперь, шестнадцать лет спустя, пробился на страницы. Почему так поздно? Не знаю. Я много раз принимался за работу, извел немало бумаги, но всякий раз бросал. Почему‑то не писалось. Может, боялся повториться? А может, что другое мешало? В конце концов я решил как бы проиллюстрировать в литературной форме зарождение и вызревание замысла повести «Билет на балкон». Решение пришло неожиданно: я болел, нудился без дела. Стараясь хоть чем‑нибудь занять себя, принялся копаться в своей библиотеке и наткнулся на Женину книгу с дарственной надписью: «Дорогому другу Виктору. Пусть все будет хорошо».

Это самая пространная и самая эмоциональная надпись из всех его надписей, которые у меня есть. Женя — сдержанный по натуре человек, и так «расчувствоваться» мог только по большому поводу. Я вспомнил вдруг с волнением наши смешные приготовления к походу, милую нашу суету, разговоры, приключения в дороге в то страшное утро, когда его рюкзак облепили большие зеленые мухи…

Сладко сжалась душа: неужели все это было?.. И наша вылазка на природу, о смысле которой мы не очень‑то задумывались тогда, вдруг показалась мне значительным событием в жизни. В самом деле! Мы добровольно подвергли себя серьезному испытанию. При этом мы не думали о том, что подвергаем себя испытанию, мы просто пошли в поход, с предвкушением радости общения с природой, меньше всего думая о том, что в походе бывают трудности и опасности.

Прелесть и аромат тех событий нахлынули так властно, подняли во мне такие чувства, что я ни о чем другом думать уже не мог и взялся за работу. Писал и переживал все заново. Писал, не заимствуя чужих имен, чувств и страстей. Пытаясь осмыслить то, что с нами произошло. Ведь это была не просто вылазка двух засидевшихся в коммунальных квартирах друзей, это была попытка поглубже понять самих себя, в чем‑то испытать. Подумать: «Зачем ты?» — как любил говаривать Глорский, главный герой повести «Билет на балкон». Мыслящий, талантливый, везучий и по — своему несчастный человек.