Пётр Вайль - Свобода – точка отсчета. О жизни, искусстве и о себе

Мой диссидентствующий коллега по рижской газете «Советская молодежь» объяснял, что захват Латвии в 40-м — расплата за то, что латышские стрелки охраняли и спасали Ленина. В буром параллелепипеде, испортившем набережную Даугавы, помещался Музей красных латышских стрелков. Теперь там Музей оккупации — и той и другой: советской и нацистской. Мой отец, переведенный в Ригу из Германии в 49-м, — оккупант? Я, родившийся в Риге, — сын оккупанта? Получается, да.

С 1 сентября нынешнего года в Латвии вступит в силу новый закон об образовании. В русских школах 60 процентов дисциплин в последние три года обучения будут вестись на государственном языке, 40 — по-русски. Бурные обсуждения велись с мая 2003-го, но демонстрации протеста, так взволновавшие Россию, пришлись на зиму 2004-го. На улицы вышли ученики, перепуганные учителя пытались их запирать, они выпрыгивали из окон. Охранники у президентского дворца (в прежние времена символически — Дворца пионеров) опрометчиво посоветовали: если уж все равно уроки сорваны, пошли бы лучше выпить пива. Но школьники, не дожидаясь пивного воздействия, без того помочились на резиденцию главы государства.

Зимнее обострение произошло оттого, что в парламенте поступило предложение: не 60 на 40, а 90 на 10 — по-русски только то, что уж совсем неразрывно связано с языком. Предложение не прошло. Обо всем этом мало знают в России. Там видят протесты и говорят об угнетении русского меньшинства.

У меня в Риге остались русские друзья и знакомые, мое сочувствие — с ними. Перехлестов и глупостей у латвийских властей — сколько угодно, но они хотят простого и повсеместного: чтобы у государства был государственный язык.

Для трезвой оценки таких событий существует только один взгляд — исторический. С 1710 года Латвия — часть Российской империи. Автор национального эпоса «Лачплесис» — выпускник Одесского юнкерского училища, офицер русской армии Андрейс Пумпурс. 1918–1940-й — просвет независимости. Потом — советские танки. 1991-й — известно.

Есть и другая история — прожитая самим. Из своей центровой 22-й школы, на углу Ленина и Красноармейской (до и после — Свободы и Рыцарской), которую заканчивали по-разному значимые для советской истории Михаил Таль и Борис Пуго, я вышел, не зная и десятка фраз по-латышски. Дальше сложилось так, что все-таки заговорил на языке страны, в которой родился и вырос. Но это было вовсе не обязательно. Большинство моих друзей не смогли бы написать не только «Солнышко начинает припекать», но и «Сегодня вторник» на языке народа, который воспринимался как досадная особенность, портившая хороший город. Не все знакомые моей юности были люмпены и маргиналы, которые не задумывались, почему надо идти бить «лабуков», — ясно же. Но общий социальный обиход, подкрепленный политикой, существовал. Никак иначе его не назвать, как комплекс колонизатора. С двойкой по латышскому в русских школах переводили в следующий класс. Повторяю. Латышский язык в Латвии был непрофилирующим предметом. Повторяю еще раз.

За много лет не припомню, чтобы искусство производило эмоциональное впечатление такой силы. Говорю не только о своих ощущениях, но и опираясь на наблюдения во время вернисажа. В толпе американцев, пришедших на выставку «Сталинский выбор», наши безошибочно опознавались по блаженному выражению лиц, какое возникает у людей, принявших вторую рюмку за обильно накрытым столом в хорошей компании.

Компания собралась и вправду недурная. Первоначальная идея выставки, принадлежащая Виталию Комару и Александру Меламиду, была скромнее: показать в Америке картины, которые получали Сталинские премии. Потом, как это водится, замысел разросся: подключился нью-йоркский Институт современного искусства, связавшийся с Третьяковской галереей, Музеем вооруженных сил и т. д. В результате в экспозиции, сохранившей название «Сталинский выбор», около десятка премированных полотен, но плюс к ним еще более сотни картин периода 1932–1956 годов.

Такого солидного представительства соцреализма не было лет тридцать по обе стороны границы. Громкие имена: Герасимов, Бродский, Дейнека, Ефанов, Сварог, Шурпин, Налбандян, Иогансон. Прославленные шедевры: «Утро нашей Родины», «Ленин в Смольном», «Нарком на лыжной прогулке», «За великий русский народ!», «Прибытие Сталина в Первую конную», «Ходоки у Ленина», «Ворошилов и Горький в тире ЦДКА».