Пётр Вайль - Свобода – точка отсчета. О жизни, искусстве и о себе

Изнывающий от вожделения к снохе свекор заводится: «Жарко было б ей от меня. Жарко, жарко, ей-богу жарко». После переделки: «Жалко бабу, скучно ведь ей. Жалко, жалко, ей-богу жалко».

И так далее. По тому, что именно устранял Шостакович по прямому или косвенному указанию Сталина, понятно, что именно шокировало Сталина — мощь любовных переживаний, их явный сексуальный накал. Чего, кстати, нет и в помине в рассказе Лескова, и в этом смысле опера Шостаковича — совершенно отдельное произведение.

Даже два отдельных произведения. Потому что «Катерина Измайлова» сменила облик «Леди Макбет…» полностью — из драмы страстей сделавшись социальной драмой.

Эротика из оперы ушла, была вытравлена. Но она в полной мере вернулась в восстановленной «Леди Макбет Мценского уезда», какую и ставят на Западе с 70-х годов. Такой она предстала и в «Метрополитен-опера» с блестящей Марией Юинг в заглавной роли, с прекрасными русскими певцами — Владимиром Галузиным, Александром Анисимовым, Владимиром Огновенко. Называю тот состав, который слышал я: потом Галузина в партии Сергея сменил Владимир Богачев. Вообще, недостатка в русских оперных певцах в Штатах теперь нет, а Ольга Бородина, Галина Горчакова, Мария Гулегина, Любовь Казарновская, Сергей Лейферкус, Дмитрий Хворостовский, Владимир Чернов — просто звезды.

Постановщик Грэм Вик, видно, в полной мере проникся эротическими токами оперы и проявил массу изобретательности. Изобразительный ряд спектакля напоминает яркие сюрреалистические полотна Магритта, особенно когда в решающий миг полового акта над сценой поднимается, распускаясь, огромная алая роза.

Динамика и пластика постановки, использование всякой машинерии — это как бы апеллирует к опыту Мейерхольда. Отчасти поэтому мне и кажется, что Шостакович одобрил бы затею «Метрополитен»: любовью к гротеску, сарказму, гиперболе он очень близок Мейерхольду. В таком напряженном силовом поле как нельзя более уместны сексуальные мотивы оперы.

Вик заострил и модернизировал все ситуации. Действие передвинуто куда-то в 60-е годы нашего века, с телевизором и холодильником в обстановке, с милицией вместо полиции, с современными костюмами. А скучающая Катерина листает на диване «Столицу» и «КоммерсантЪ- Daily » — то, что реквизиторам попалось под руку в киосках на Брайтон-Бич. Там же они приобрели, кстати, и содержимое типичного русского холодильника: я разглядел в бинокль молдавскую баклажанную икру, польские маринованные огурчики и венгерское лечо.

Полспектакля на сцене — огромная кровать ядовито-розового цвета, на которой происходят весьма откровенные любовные сцены между Марией Юинг в короткой комбинации и Владимиром Галузиным в трусах и майке. Кровати им не всегда хватает, и они пользуются кухонным столом и даже каким-то образом все тем же холодильником. Меня часто озадачивала тяга персонажей эротических кинотриллеров к неудобной мебели — вот дошло и до оперы. Галузин относительно молод и относительно строен, но слоноподобному Паваротти, будь он сколь угодно гениален, в таких постановках делать нечего. У Марии Юинг прекрасная фигура, не хуже голоса, но я с истерическим любопытством воображаю себе классическую диву-сопрано с тремя подбородками — в такой «короткой маечке», по Высоцкому.

Что же касается вообще наглядного, как говорят в Штатах — «графического», показа секса на оперной сцене, то пионеры тут — вовсе не американцы, а русские. Еще года три назад я посетил гастроли Кировского-Мариинского театра из Петербурга, где в финале оперы Прокофьева «Огненный ангел» появились семь или восемь женщин, на которых даже коротких маечек не было. Рецензенты, помню, опешили и высказывались неопределенно. Все-таки приятно, что русские артисты сумели удивить Америку, — хочется добавить: «пресловутую». Как формулировалось еще в хрущевские времена: «Держись, корова из штата Айова!»

На наших глазах рушатся последние бастионы респектабельности. Правда, в данном случае, с оперой Шостаковича, все органично — не зря кто-то из коллег-композиторов доносительски сказал в 36-м про музыку «Леди Макбет…»: «волны похоти». Говоря по-иному — мощный сексуальный посыл. Тот самый, который был выхолощен при переделке. И надо надеяться, вымученная, искусственная «Катерина Измайлова» больше не воскреснет, а гениальная «Леди Макбет Мценского уезда» выдержит любые трактовки и эксперименты — именно потому, что опирается не на преходящие социальные коллизии, а на вечные человеческие страсти.