Дорога была каждая секунда. Низко пригнувшись, Грицко побежал вверх. Он во что бы то ни стало должен опередить бандитов!
«Неужто в селе не обратили внимания на перестрелку?» —- подумал он в отчаянии. Прицелился снова и выстрелил. Словно издеваясь над ним, бандиты не отвечали. По обе стороны тракта цепь вдруг разорвалась, и человек двадцать бандеровцев скрылись в придорожных кюветах. Они пройдут еще двести метров и молниеносным броском захватят мост. Что дальше будет, Гриц не хотел и думать. Картина пылающей школы и висящего под балконом учителя так и маячила у него перед глазами.
Мальчик чуть не заплакал от гнева и обиды. Бандиты подходили уже к реке. Месяц, выглянув из-за тучи, осветил их правый фланг на противоположном холме: там бандеровцы приблизились к первым хатам, почти на расстояние револьверного выстрела.
Грицко знал, чем это пахнет.
Ровно через минуту они скроются в садах, а еще через минуту вспыхнут первые овины и сквозь стрельбу послышатся крики истязаемых людей.
Он в ярости стукнул винтовкой оземь. Оставалось только одно — кричать. Грицко поднял уже ладони ко рту, когда над хатами взвилась ракета, а следом за нею весь край села заискрился и огласился залпами винтовок и клекотом автоматных очередей. Пулемет откликнулся, когда бандеровцы вылезли из кюветов и устремились к мосту. Их скосило первой же очередью.
Грицко был на седьмом небе. Рискуя угодить под огонь своих, он стремглав несся с холма. Через минуту «ястребок» был уже в кювете. Перед ним лежал мертвый бандит с зажатым в руке пистолетом.
Этого только и надо было Грицку: примостившись за кустом шиповника, он посылал короткие прощальные очереди вслед удирающим бандитам. А потом вместе со всем почти селом поднялся в атаку. Ветер стеснял его дыхание и глушил радостный возглас — возглас бессмертного Уленшпигеля: «Ура! Победа за гезами!..»
1945
МИССИС МАККАРДИ ТЕРЯЕТ ВЕРУ
Миссис Маккарди была необыкновенно вежлива.
— Вы спешите в Дахау? Можете ехать со мной.
Знакомство наше началось за четверть часа перед тем, и
фразы, которыми мы обменялись в бюро «лагеря прессы», носили чисто деловой характер: я искал оказии, чтобы добраться до Мюнхена.
— Очень благодарен вам за помощь.
Во время оживленного разговора мы коснулись темы недавно законченной войны.
— Мы верили в эту войну: скептицизм — не американская черта характера. А сегодня... сегодня я боюсь, что из этой кровавой купели мы вышли грязнее, чем были когда-либо прежде.
Я не совсем понимаю мою соседку.
— Боюсь, что мы с вами говорим на разных языках, миссис. Если бы не отвага солдат Сталинграда,— кто знает, не везла ли бы сегодня «Куин Мери» в какой-нибудь из европейских портов очередной груз уже американского топлива для крематориев Дахау и Освенцима. Нет, миссис Маккарди, ваш сын погиб не напрасно.
— Спасибо! — бросила она сухо.
Мы долго молчали, не отрывая глаз от дали, откуда надвигались на нас грозные лесистые холмы, которые затем, приблизившись, расступались и таяли, как вчерашний сон. Наконец мое любопытство пересилило.
— Я осмелюсь напомнить, миссис, что вы не поставили точек над и. Может быть, вы имели в виду Индонезию?
— Ох, сэр! Не напоминайте мне в такое чудесное утро о наших английских родичах. Узнав, что о них так много говорят, они еще чего доброго лопнут от спеси. Другое дело, что это, вероятно, был бы наилучший выход из создавшегося положения.
— Это голос шотландской крови?
— Нет — американской. Шотландская фамилия досталась мне от мужа... Вы, кажется, могли уже не раз наблюдать взаимоотношения между нашими джи-ай и томми [7] То есть между американскими и английскими солдатами.
.
— Да, это взаимная «блестящая изоляция».
— Я назвала бы это иначе, но пусть будет по-вашему. К вашему сведению, меня тревожит не английская политика. От британского аристократического вола наивно было бы требовать чего-нибудь большего, чем кусок тухлого мяса.
— В большинстве случаев эту политику трудно отличить от американской, не так ли?
— Вы угадали. Больше всего раздражает, нет, бесит меня, когда я слышу или читаю эти нестихающие комплименты наших нынешних светил над могилой президента, поклявшегося избавить человечество от войны, нищеты и страха. Это уже нечто худшее, чем лицемерие, это цинизм.
Возмущение миссис Маккарди содержало все элементы искренности: ее голос сливался теперь с гневным рокотом мотора, преодолевавшего подъем.
Читать дальше