Ярослав Галан - Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Кто же из тех, кто кормит и голубит многотысячную «пе­реселенческую армию» Андерса и остатки «дивизии СС — Галиция», назовет своих воспитанников по имени? Но это не меняет факта, так как мы имеем дело с сознательно созданной и организованной резервной армией фашизма, созданной и органи­зованной в самом сердце разрушенной и обескровленной фашиз­мом Европы. Класс черчиллей и маршаллов может изменять тактику, но природы своей, природы хищника он не изменит. Фа­шизм — его Детище — остается и в дальнейшем реальной опасно­стью. А это налагает на каждого из нас священный долг после­довательной, беспощадной борьбы с реакцией — во всех ее проявлениях.

1947

История знала государства, которые погибали вместе со своими властелинами. Такого случая не знала история религиозных культов. Прецедент создала только униатская церковь. Через несколько месяцев после смерти митрополита Андрия Шептицкого Брестская уния канула в Лету, а ее творение — плод четы­рехсотлетних отчаянных усилий врагов Украины — распалось в прах, не оставив после себя ничего, кроме мрачных воспоминаний и запаха тлена.

Начало карьеры графа Шептицкого относится к восьми­десятым годам прошлого столетия. В первых шагах молодого магната не было ничего исключительного: граф Андрий добывает шпоры австрийского кавалериста. Аристократическое проис­хождение, богатство и импозантная внешность пленяют сердца не только гарнизонных дам и их великосветских соперниц. В этом стройном офицере есть что-то такое, что сразу привлекает к нему ближайшее окружение императора Франца Иосифа I в том числе и папского нунция. Невероятное самолюбие распирает грудь мо­лодого офицера. Эта птичка из породы ястребов Вишневецких чувствует, что ему под силу дела, о которых будет говорить весь мир.

Магнатский космополитизм помогает графу соображать трезво. Он не хочет повторять ошибок своих предков, которые упорно переоценивали значение физической силы. Чего не могло сделать насилие, того добьется слово, окрыленное верой, фанати­ческой верой, единственный источник которой бьет в долине Тибра. Там, под сенью Колизея, начнется путь графа к вообра­жаемому величию...

Но прежде чем сделать решающий шаг, граф проводит тщательную разведку с результатом, который превосходит самые смелые ожидания. Власть имущие круги, как и Ватикан, в лице венского нунция, оказываются горячими поклонниками идеи Шептицкого. О честолюбивых планах графа узнает и папа римский. Узнает и после долгого разговора с глазу на глаз благословляет его.

Кости были брошены. Шептицкий прощается с мундиром и едет в Рим, где его нетерпеливо ждет «студиум рутенум»— специально созданный для униатских украинцев теологический институт. В аристократических салонах происходит нечто вроде короткого замыкания; друзья и подруги молодого графа не знают, что и думать. Когда к тому же распространился слух о перемене этим польским зубром национальности, произошел светский скандал, который в известных кругах будет продолжать­ся вплоть до последних дней Шептицкого.

В 1891 году граф в скромной рясе священнослужителя- монаха возвращается на землю своих прадедов. Свет пока что молчит, но вскоре он заговорит о нем.

Шептицкий приезжает в Галицию, облеченный миссией особого значения. За короткое время он завершает начатую еще кардиналом Сембратовичем коренную реформу униатского монашеского ордена василиян, превращая это прогнившее охвостье прошлого в лагерь воинствующего католицизма, постро­енный по всем правилам иезуитской техники и стратегии...

Восемь лет спустя голову «отца Андрия» украшает уже епископская митра, а еще через год епископ Андрий под звон святоюрских колоколов устраивается на митрополичьем пре­столе. С формальной стороны вопрос, таким образом, был покончен; от нового митрополита теперь ждали дел, которые должны были превратить его в абсолютного властелина душ и дум подчиненной ему паствы.

Уже первое впечатление было ошеломляющим. Великолепие графской короны, засверкавшей на горе св. Юрия, озарило плебейские головы тогдашних представителей украинской Ван­деи, возбуждая в них надежду, бодрость и, самое главное, веру в собственное значение и назначение. Гордая осанка и одно­временно покоряющая учтивость светского человека, умилитель­ная простота в обращении, истинно монашеское спокойствие, выдержанное в рамках достоинства владыки, и при всем этом неплохой украинский акцент,— эти вещи не могли не привлекать галицийско-украинских националистов, страдавших чувством неполноценности.