Александр Костин - Сталин против партии. Разгадка гибели вождя

Но все прошло без тяжелых для Хрущева последствий. Сурово осудив идею агрогородов, Сталин не изменил своего доброго отношения к самому Хрущеву. Прочтя черновик доклада комиссии Маленкова, он заметил Молотову: «Надо помягче, смягчить». А вскоре после этого, при встрече с Хрущевым шутливо постучал своей трубкой ему по лбу и с улыбкой проговорил: «Звук-то какой — пусто».

Эта история с агрогородами глубоко потрясла Хрущева, мучила его много лет спустя, и он добился в начале 1958 года, уже, будучи не только высшим партийным руководителем, но и главой правительства, отмены резолюции политбюро от апреля 1951 года, объявившей план создания агрогородов ошибкой. Это был один из эпизодов непростых взаимоотношений Хрущева и Сталина, когда, претерпев очередное унижение, он все больше укреплялся в своих тайных помыслах о мести Сталину. Кроме того, это событие добавило уверенности Хрущеву в том, что помимо Берии, которого он ненавидел смертельной ненавистью, другим врагом его является Маленков, с которым предстоит жестокая схватка в борьбе за наследство после ухода из жизни Сталина.

Хрущев сильно страдал от последствий ночных застолий, устраиваемых Сталиным после трудового дня на кунцевской даче. Бывший трезвенник, он сильно мучился от утреннего похмелья: «Стыдно было встречаться с людьми, потому что обязательно встретится кто-то, и ты станешь с ним говорить, а он увидит, в каком ты состоянии. Это было позорно». В своих воспоминаниях Хрущев уверяет, что он и другие просили официанток приносить вместо вина воду, подкрашенную соком, но Сталин, заметив эту хитрость, «взбесился, что его обманывают, и устроил большой скандал!» Хрущев полагал, что Сталин забавлялся, спаивая своих подчиненных, и тем самым ставил их в неудобное, порой неловкое положение, не говоря уже о розыгрышах, на которые он был большой мастак. Раздражала его необходимость плясать украинский гопак, равно как и парные танцы с другими членами политбюро: «Приходилось ходить вприсядку и выбивать такт каблуками, а это, откровенно говоря, мне было не так-то легко. Но я старался, как мог, да еще и улыбался, Как я потом сказал Микояну: «Когда Сталин велит плясать, умный человек отказываться не станет».

Умный человек был готов не только плясать по команде Сталина, но и петь соло. Однако Хрущев категорически отказывался петь в том случае, если делать это заставлял Берия, очень часто исполнявший роль тамады во время поздних ужинов на сталинской даче. «Я отказывался, а Сталин поглядывал на меня и на Берию, и ждал, чем все это кончится. Берия видел, что я не сдамся и отставал от меня, чувствовал, что Сталину нравится мое упрямство».

Трудно сказать, что больше поражает в этих эпизодах — проницательность Хрущева, научившегося безошибочно «читать» мысли Сталина и Берии, или актерский талант, с которым он скрывал свое растущее интриганское мастерство под убедительной маской грубого, простоватого и ограниченного «мужлана». Скорее всего, и то, и другое, но, несомненно, второе превалировало, поскольку, как показали последующие события, он все-таки «отомстил» мертвому Сталину, да так, что не только заложил основы для развала сталинской империи, но и потряс фундамент мировой системы социализма, над строительством которой Сталин упорно трудился, добросовестно выполняя заветы В.И. Ленина.

На трибуне закрытого заседания делегатов XX съезда КПСС Хрущев совершил политическое убийство Сталина. Но этого было недостаточно для удовлетворения мстительного вожделения, копившегося на протяжении стольких лет. Вся сладость садистского наслаждения заключалось не в этом, а в том, чтобы еще при жизни тирана, пусть даже на ее самом краю, всадить в него меч возмездия и полюбоваться самой желанной картиной, когда твой враг, этот много раз втихую проклинаемый «Мудакшвили», испустит дух.

Но это будет потом, а сейчас нужно было стараться всеми силами прославлять Сталина, чтобы он ни на минуту не мог усомниться в лояльности Хрущева.

На праздновании 70-летнего юбилея вождя 21 декабря 1949 года Хрущев закончил свою хвалебную речь словами: «Слава нашему дорогому отцу, мудрому учителю, великому вождю партии, советского народа и рабочих всего мира, товарищу Сталину!» У Сталина не было причин не верить в искренность этих слов Хрущева, иначе он не посадил бы его за праздничный стол по свою левую руку (по правую сидел Мао Цзэдун) как официального хозяина торжества, поскольку Хрущев был первым секретарем Московского обкома и горкома партии [152] Там же С. 222–226. .