Александр Наумов - Спецзона для бывших

– В каком году вас арестовали?

– В мае 1998-го.

– А когда осудили?

– В феврале 1999-го.

– Я правильно понял, что сначала у вас была фирма, в которой…

– …Мы занимались черной магией. Я тогда работал в милиции. Но потом мне все это стало неинтересно, и я отошел от фирмы. Туда пришли уже другие люди. Как-то с одним знакомым у меня зашел разговор за эти вещи, и он говорит, что имеет большие огорчения по поводу этих вещей. Не конкретно на фирму, с которой я имел отношения, а вообще на всю эту систему одурачивания простого обывателя. Доходило до смешного. Звонит он на фирму и говорит: «Машина у меня пропала, украли, не смогли бы вы найти ее?» Ему отвечают: «Сможем». Но только надо им показать ключи от машины. Хорошо, берет какие-то ключи, приезжает в фирму, где этими ключами долго трясут-ворожат, а потом – бам-с! – вот где твоя машина – и показывают место на карте Московской области. А он им отвечает: «Да у меня машины никогда не было!» Ха-ха… Дурят они обывателей, обманывают. Это огорчило моего подельника. Он высказал претензии.

– Вы говорили еще про три других эпизода в составе преступления. С чем они были связаны?

– Ну с тем же самым… В карман к простому работяге, который где-то на заводе вкалывает, никто не лез.

– А к кому лезли?

– В фирмы…

– Какие фирмы?

– Связанные с магией.

– Ну а почему не шли, например, на рынки, которых повсеместно развелось пруд пруди? Там тоже крутятся большие деньги.

– А зачем идти на разные рынки, если у подельника конкретные претензии были именно к этой отрасли… Ну зачем?

– Значит, кто-то ему сильно насолил из «магов» и «чародеев».

– Видимо, да.

– Хорошо, поговорим про тюрьму. Что человек чувствует, попадая в нее?

– Страх. Ожидание чего-то нового, чего-то неизвестного. И я с кем сидел, у которых по две-три ходки были, они говорили: «Неизвестно еще, куда попадешь». Действительно, отморозков в тюрьме, то есть тех, кто не в состоянии владеть собой, очень много. За примером далеко не пойду. Недавно я и еще один осужденный проходили по одному делу, связанному с попыткой побега из этой колонии. Попытку раскрыли, а мы проходили свидетелями, нас на какое-то время вывозили в СИЗО, и вот там я опять насмотрелся. Я потом сказал этому второму осужденному: «Вова, – говорю я, – а кому амнистию-то проводить?» Мутанты… кругом были одни мутанты! Как в фильмах ужасов показывают… Общий сбор у нас был. И вот я насмотрелся на все эти лица. Не обремененные интеллектом! Удручающее впечатление. Ну ладно, я – оступился. Получилось так в жизни. Допустим, не видел я в тот момент другого выхода. Сейчас у меня, может, мировоззрение изменилось. Сейчас я бы так никогда не поступил. Я бы лучше в деревню уехал, еще куда-нибудь, чтобы избежать каких-то этих нюансов… они мне не нужны.

– По-моему, вы лукавите про деревню.

– Да нет, какое лукавство? О чем вы говорите? Через такое пройти… Сидели мы в столыпине, в этом вагоне. Когда семнадцать человек в купе загоняют, это купе разогревается настолько – дышать нечем! И вагон где-нибудь полдня на солнце стоит. Один человек, с которым я вместе ехал, он валидол принимал, чтобы не задохнуться там…

– Вам сколько остается до конца срока?

– Пять лет. Но пять лет я не собираюсь еще сидеть. Я все-таки рассчитываю на льготы. Я всем своим поведением стараюсь показать, что хочу выйти отсюда пораньше.

– Представьте, что приезжаете домой, а там – старые знакомые…

– Это не мои знакомые. Я стал просто жертвой обстоятельств. Это не мой круг общения.

– А если опять сложатся аналогичные обстоятельства?

– Ну, давайте тогда… вообще нужно расстрелять! Какой тогда смысл в сроке? Брать и расстреливать! Мало ли что может случиться… Каждый день с каждым может что-либо случаться. И что же, тогда всю нашу страну решеткой огораживать? Ведь сажают новых людей. Сажают! Вы не смотрели в кинотеатре «Особое мнение»? Там, в кино, центр по профилактике преступлений создали. Людей за мысли сажали. Они еще не совершили ничего, а их уже – в тюрьму.

– Тюрьма, зона учат чему-то?

– Я хочу так сказать: нормальный человек сделает для себя нормальные выводы. Если он пришел, например, изначально злой на весь мир, так он еще больше зла в себя вбирает. То есть это зависит еще от человека: какие цели он для себя выбирает. У меня сейчас совершенно нормальные цели. И были они у меня нормальные, но, можно сказать, я сам себя в тюрьму загнал. Может, какая-то безвыходность у меня была… Но вот вы говорите – друзья. Родственники за меня борются. Друг, тоже милиционер, майор, написал от себя помиловку. И надзорные жалобы друзья пытаются… Все-таки, я думаю, что если бы я был таким отстоем, как хотели меня преподнести в уголовном деле, то, я думаю, вряд ли кто стал бы за меня заступаться, во всяком случае, из друзей – из людей компетентных, в погонах, – чтобы себя не замарать. Правильно? Люди все-таки какие-то планы для себя строят… все-таки я не конченый какой-то… По крайней мере, зла я меньше сделал, чем нормальных поступков. Моя матушка ездила в Комиссию по помилованию, где еще писатель Приставкин был председателем. Нормально ее приняли, сказали: подождите, вот сейчас полтора года пройдет, и у вашего сына будет полсрока, тогда напишите заявление – и помилуем. Вопросов, мол, никаких не будет. Характеристики нормальные, естественно, колония предоставила, потому что я… ну, стараюсь здесь, чтобы все было нормально. А сейчас Комиссию Приставкина расформировали, и я уже не знаю, что будет дальше.