Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Человек — существо, сотканное из интересов. И абсурдно, утопично и античеловечно управлять не­посредственно человеком. Человеком нельзя управ­лять. Его можно убить, искалечить, все это можно, но интересы людские убить нельзя. Гуманно управ­лять интересами, и только тогда общество вступит на цивилизованный путь развития.

Конечно, опять встает нэповский вопрос, как уживутся разные формы хозяйствования и соб­ственности с государственной промышленностью. Да не должно быть государственной промышлен­ности, если она не в форме своеобразного госу­дарственного капитализма, о чем говорил еще В.И. Ленин.

Сталин расстрелял Преображенского, Бухарина, добрался до Троцкого, но воспользовался их ре­комендациями. Не кто иной, как Преображенский говорил: «Нелепо думать, будто социалистическая система и система частно-товарного производства могут существовать рядом. Либо социалистическое производство будет подчинять мелкобуржуазное хо­зяйство, либо само оно будет рассосано стихией то­варного производства». И пока теоретики спорили, особенно на троцкистов нападали Рыков, Бухарин и Дзержинский, Сталин на это махнул рукой и энергично сосредоточивал в своих руках безгранич­ную власть. Его мало волновали споры, дискуссии на съездах, на собраниях, на митингах. Он понял главное — управляют фактически те, кто овладел исполнительным аппаратом государства. Сталин за образец взял военные организации, с их дисципли­ной, единоначалием, единомыслием, единоодобрением. Он писал, что Коммунистическая партия — это своего рода орден меченосцев внутри государ­ства, направляющий последнего и одухотворяющий его деятельность.

Вот такую команду ему и удалось создать. Ста­лин беспощадно пресек все группы и фракции, вся­кое инакомыслие и сказал, что партия должна стать монолитом, высеченным из одного куска, а все прочие институты — Советы, профсоюзы, комсо­мол, творческие союзы, женские организации, пи­онеры — это, по Сталину, только приводные рем­ни, щупальца в руках партии, при помощи которых она передает свою волю рабочему классу, а после­дний из распыленной массы превращается в армию партии.

Те же Советы — это не власть, а всего лишь при­водной ремень. И далее Сталин откровенно гово­рил, что диктатура пролетариата состоит из руко­водящих указаний партии плюс проведение этих указаний массовыми организациями пролетариата плюс их претворение в жизнь населением.

Ликвидировав авторов теорий, Сталин провел в жизнь самые гнусные идеи Троцкого, Преобра­женского, Пятакова и других. Индустриализация началась с беспощадной ломки механизма нэпа. Уже в 1929 году, в год «великого перелома социалистичности», были скручены все виды предпри­нимательства, кроме государственного механиз­ма хозяйствования. Всем другим отрезали путь к банковским кредитам, их душили налогами, за перевозки они платили самые высокие тарифы, закрывались даже деревенские мельницы, растор­гались договоры на аренду государственных пред­приятий.

И сегодня: ату кооператора, ату! Он виноват, что и цены растут, что того нет, другого нет. А произ­водит этот кооператор всего один, максимум пол­тора процента богатства нашей страны.

Но самое большое злодейство было по отноше­нию к крестьянину. Насильственная коллективи­зация довершила разгром товарного производства, и уже в 1932 году на XVII партконференции от­мечалось, что принцип хозрасчета не соответству­ет политике партии и рабочего класса, что ни в коем случае нельзя разбазаривать народные ресур сы и срывать установленные хозяйственные пла­ны. Оптовая торговля, экономическая ответствен ность за результаты труда названы были тогда из вращением, разбазариванием.

Одновременно с уничтожением товарного про­изводства объективно надо было заменить эконо­мические стимулы к труду принуждением, значи­тельно усилить ту сторону диктатуры, которая, как писал в то время журнал «Большевик», выражается в применении неограниченного законом насилия, включая применение в необходимых случаях терро­ра по отношению к классовым врагам.

По Закону от 7 августа 1932 года за хищение кол­хозного добра полагался расстрел, а при смягча­ющих обстоятельствах — 10 лет тюрьмы. В конце 1938 года были введены вычеты из получки за опоз­дания на работу, за три опоздания в течение меся­ца сажали в тюрьму, а с июня 1940 года под стра­хом тюрьмы никто не мог самовольно менять место работы, отказываться от сверхурочного труда.