Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

За пять лет перестройки многое переменилось. Судьбу Афганистана в 1979 году определяла чет­верка или пятерка «наиболее равных» из равных. Новую военно-политическую карту Европы в 1989—1990 годах кроил по западным лекалам один М. Горбачев с сотоварищем. Явный прогресс, и бесспорно «демократический».

А еще говорят, в Советском Союзе не было при­ватизации. Сообразно расставленным «бесспорным приоритетам» экономику, правда, попросили по­тесниться и встать в очередь. Но зато приватизация политики и власти в целом зашла при М. Горбаче­ве дальше некуда. В этом отношении первый и пос­ледний советский президент обошел всех предше­ственников дома и большинство глав государств за рубежом.

Как и все остальные, кого не уместил Архыз, члены государственного и политического руковод­ства СССР узнали об «исторических свершениях», учиненных на Северном Кавказе, непосредственно из репродукторов радио и от дикторов телевидения. Слава Богу, собственных. Интересовавшимся дета­лями спешили на помощь «Немецкая волна» и не­мецкое информационное агентство ДПА. А кто ус­тановил, что руководитель тем умнее, чем больше он читает шифротелеграмм и меньше липнет к те­леэкрану?

Н. Рыжков, В. Крючков и другие из правитель­ственной команды, в том числе входившие в Совет обороны и президентский совет, получат пакеты с «секретными протоколами» Архыза «для сведения» и «на одобрение» два или три дня спустя. Путь «ос­новных» бумаг до парламента занял пару недель. Партия была к этому времени уже отлучена от го­сударственных дел. Возлюбите журналистов и вы­писывайте газеты. Относительно цельная карти­на — не надо только принимать ее за подноготную происшедшего — раскрылась в 1992 году, когда М. Горбачев опубликовал часть записей своих бе­сед с Г. Колем и Х.Д. Геншером.

Между прочим, Х.Д. Геншер лично известил Дж. Бейкера и французского министра иностранных дел Р. Дюма о подробностях «кавказской экспедиции» через несколько часов после завершения встречи в Архызе. Туда же, в Париж, а не, скажем, к советским парламентариям, заспешил Э. Шеварднадзе. Он аги­тировал «своих» в переговорах «два + четыре» энер­гично провести заключительный этап согласований с тем, чтобы к 12 сентября, к предстоящей встрече в Москве, все было готово к подписанию. Советский министр пугал, что промедление было бы на руку противникам урегулирования, которые скоро опра­вятся от шока.

Сделка в Архызе во многом уникальна. Судь­бу ГДР, как-никак члена ООН, решили без уча стия Республики, в отсутствие ее представителей. СССР прекращал действие всех договоров и со­глашений, заключенных с ГДР, не считаясь в боль­шинстве случаев с предусмотренным в договорен­ностях порядком их денонсации. Ликвидация ГДР с распространением на ее территорию компетен­ций НАТО предваряла конец восточноевропей­ской системы обороны. Однако консультаций в канун Архыза с союзниками не проводилось, ин­формации от советского руководства они не по­лучали. Архызские договоренности ставили крест на четырехсторонней ответственности великих дер­жав за Германию и лежавших в ее основе между­народно-правовых актах. США, Англии и Фран­ции предлагалось не обсуждать этот вопрос, а оформлять свершившийся факт.

Продолжать ни к чему. Какие бы нормы ни бра­лись в расчет — внутренние или международные, — архызские решения юридически весьма уязвимы. С моральной точки зрения они были гнетуще неспра­ведливы, оскорбительны для памяти 27 миллионов советских людей, павших в борьбе за правое дело.

Раскол Германии стал несчастьем для немцев и всей Европы. Ради собственных интересов СССР обязан был действовать решительней и последова­тельней, чтобы помешать раскольникам. С созда­нием двух германских государств немцы не пере­стали быть одной нацией. Сойдя здесь с принци­пиальных позиций, советская политика совершила грубый просчет. Его должна была исправлять не история, а мы сами, исправлять, пока предостав­лялся выбор, а не будучи прижатыми спиной к сте­не. А. Громыко не хотел снять шоры, признать, что средневековье с его «что с возу упало, то пропало» и прочими дикостями минуло безвозвратно. Но что мешало М. Горбачеву одуматься до того, как зазво­нил колокол?

«А что я, собственно, сделал? — с невинной ми­ной кокетливо вопрошал и по сию пору повторяет экс-президент. — Отдал Германию немцам». Но он не находит, что сказать, когда слышит: неуже­ли немцы перестали бы быть немцами вне НАТО? Что, немцы хуже французов, испанцев или кого-то еще и потеряли бы себя вне военной организации НАТО? Что, немцы не выиграли бы от создания об­щеевропейской системы безопасности, вобравшей в себя все полезное от сепаратных западной и вос­точной систем? Что, немцы лишились бы сна от беспокойства за свое завтра, если бы на немецкой земле не размещалось ядерное оружие?