Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Мне довелось изрядно покорпеть в этой группе, прежде чем возник проект, устроивший почти всю комиссию. Даже Ландсбергис, ультранационалис- тически заряженный литовский делегат, поворчав, принял его. Ю. Афанасьев, выполнявший тогда роль рупора межрегиональной депутатской группы, которая штурмовала съездовские микрофоны, дабы зарекомендовать себя в качестве противовеса ко­манде М. Горбачева, отозвал свои запросы, тем бо­лее что, помимо риторики, они ничего не давали. Согласие было запечатлено визами членов комис­сии, за исключением украинского представителя, после чего проект заключения проследовал к наше­му председателю. Осторожный А. Яковлев в прин­ципе за. Но нужна консультация — «вы понимае­те, с кем». Без нее проект не сможет быть внесен на рассмотрение съезда.

Наш «консультант» — генеральный секретарь, он же председательствующий в президиуме съезда депутатов, заявляет проекту «нет». И еще всыпает А. Яковлеву и мне за то, что неприятную обязан­ность выдернуть стоп-кран мы переложили на него. Не знаю поныне, какие аргументы и контраргу­менты приводил в разговоре с М. Горбачевым А. Яковлев. Расстроенный неудачей, он подробно­стей объяснения мне не поведал. Заметил лишь, что генеральный «уперся». Тем самым отпало и наше предложение наряду с передачей проекта в секретариат съезда обнародовать его, не ожидая пятидесятилетия подписания Германией и СССР договора о ненападении.

Я взялся, в свою очередь, проинформировать М. Горбачева о позиции межрегиональной группы и в особенности депутатов от трех прибалтийских республик. Давить на них контрпродуктивно, если не брать курс на открытый конфликт и раскол съезда. А. Яковлев усомнился в целесообразности дальней­ших попыток переубедить генерального: «Нарвешь­ся на неприятность. Придется удовлетвориться моим интервью «Правде», на которое я вырвал «добро». Ты бы лучше помог мне в его подготовке».

Соображения по вариантам вопросов-ответов надо было посылать А. Яковлеву на Валдай, куда он отправлялся с семьей на отдых. При оконча­тельной редакции текста интервью тему секретных протоколов А. Яковлев дипломатически обошел. Мои заготовки на сей предмет оказались невос­требованными.

Чтобы добро не пропадало, решаю устроить соб­ственное выступление в прессе. Вопросы ставит заместитель генерального директора ТАСС В. Ке­ворков, газета «Известия» выделила для публика­ции полполосы. Смысл моей акции — досказать то, что никак не слетит с языка наших земных богов. Держу Яковлева в неведении, чтобы не подводить его. М. Горбачеву оставляю возможность ознако­миться с плодами моего своеволия, раскрыв газету. Впервые лицо, занимавшее в СССР официальные посты, признало, что к советско-германским дого­ворам 1939 года прилагались секретные протоколы, в которых размежевывались сферы государствен­ных интересов двух держав.

Буквально день спустя после появления матери­ала в «Известиях» — телефонный звонок М. Гор­бачева. Он делится впечатлениями от интервью А. Яковлева в «Правде», которое счел удавшимся. Затем разговор переключился на проект заключе­ния комиссии. Тут мне выпало вкушать бурчание, как опрометчиво мы поступили, «солидаризовав­шись с проектом, который никуда не годится». И в таком разрезе довольно-таки долго. Интересуюсь, что конкретно М. Горбачева не устраивает и как над­лежало бы улучшить проект.

«Не устраивает все. Нельзя смешивать истори­ческий анализ и юридические оценки. Как дос­тичь баланса? На то вам головы на плечи посаже­ны, чтобы самим думать. Меня же больше в ваши дебаты не втягивайте».

Жду, как генеральный выдаст мне по первое чис­ло за интервью в «Известиях». Помимо газеты, на столе у М. Горбачева и некоторые отклики. Один из ретивых наших послов просигналил: признани­ем существования протоколов «Фалин толкает на опасный путь». Странно, но эта тема выпала из раз­говора. Возрадуйся — пронесло. Что от тебя зави­село, ты сделал. Переведи дыхание и займись про­блемами, где правда не встает власти предержащим поперек горла.

Почему-то у меня это плохо получалось. Оста­ток дня потрачен на составление меморандума М. Горбачеву. Его форма и содержание скажут нужное за себя. В первой строке проскочила не­точность — латинскую максиму об искренности чувств воспроизвел не Жан де Лабрюйер, а Ла­рошфуко. В остальном не вижу настоятельных при­чин ревизовать свои письмена, как они ушли тог­да к адресату:

«Уважаемый Михаил Сергеевич!