Василий Немирович-Данченко - Соловки

— Путь-дорога! — проговорил монах.

— Много ли ловите?

— Разно бывает, Господь помогает. На день св. Зосимы в одну ночь пудов сто пятьдесят сельди выловили. То особая милость была. Чудо явленное!

Это оказался иеромонах. Он работал как простой рыбарь: сам входил в море, сам тащил сеть. Когда стали выбрасывать в лодку выловленную рыбу — он трудился больше всех. Тут вообще не отличишь монаха от чернорабочего. Они также возятся с киркой, ломом, косой, снастью, глиной, как и другие. Понятно, что пример их имеет громадное влияние на богомольца.

— Откуда вы? — обратился я к одному из богомольцев-рабочих.

— Свирский!

— По обету здесь?

— На год!

— Что это на вас платье все из тюленьей кожи?

— Да монастырская работа!

Он трудился по горло в воде. А, между прочим, ни одна капля не проникла на тело.

— Сколько весу будет в этой тоне?

— Не менее тридцати пудов. Редко меньше. Не гляди, что пароходы тут стоят, не распугали рыбы-то. Чудеса это. Угоднички монашикам своим посылают. Сельдь глупая; она рыба, и разумения ей не дано. Одначе это понимает: как из воды вынешь, — потемнеет вся. Ишь вон, что в лодку брошена — не играет!

Сельдь выбрасывали в лодку. Действительно, через несколько минут — краски гасли. Они заменялись мертвенным синевато-серебристым цветом. Челн наполнился почти до краев. Прямо через бухту рыбаки направились к деревянному зданию амбара на другом берегу. Тут его выпростали. Отсюда сельдь доставляется, часа через два после лова, в погреба обители. При мне нескольким богомольцам в виде подаяния насыпали полные «козонки» сельди. Те на ночь собирались варить уху. Роздали пуда с два.

— По всем берегам так сельдь ловите?

— Зачем. Здесь лов маленький, только тут сельдь руками и вытаскиваем. По другим местам мы вороты устроили. Не в пример легче. Воротом снасть и тянешь. Ровнее и скорее идет. Меньше силы требуется?

— А треску в Анзерах как ловите?

— Как на Мурмане, — ярусами!

— И много попадает?

— Довольно… На какого святого лов, от того зависит. Тут, братцы, везде премудрость, неспроста тоже!

После всенощной я отправился вдоль монастырских стен к лесопильному заводу. Проходя мимо садиков, разбитых у самых башен, я встретил монаха, таинственно манившего меня. Понятно, что я удивился.

— Что вам угодно?

— Поговорить с вами!

Мы вошли в садик. Сирень и черемуха были в цвету. В небольших темных аллейках стоит густой аромат.

— Вы, сказывают, из Архангельска. Что слышно там о почившем архимандрите нашем?

— Это о котором следствие производилось?

— Да… за добродетель свою пострадал человек!

— Помилуйте, какая добродетель! А деньги?

— Точно что дьявол попутал его. Но не так понимать это надо. Сущий ребенок был покойный. У него, словно у дитя малого, глаза на все блестящее зарились. Болезнь. Это он не своею волей. А что, говорят, будто эти деньги у монастыря отнимут?

— Да, есть законные наследники!

— Законный наследник — одна наша обитель. Тогда, как он помер, мы сейчас же жандармскому дали знать. Полковник приехал, все опечатал. Так и теперь!

— Однако хорошо же ведется ваше денежное хозяйство, ежели такие крупные суммы можно брать у вас незаметно!

— Не то, что хозяйство. Тут не в хозяйстве дело. Мы скандалу боялись. Ныне известно — безверие везде. Словно волки лютые, ищут, чем бы уязвить обители. Опять же супротив архимандрита никто идти не решался — страха ради иудейска. Один было поднялся — тот его сейчас в другую обитель, в настоятели. Он было не поехал — за противление его в тот же монастырь, только уж простым монахом. Вот оно у нас каково. Опять же его, архимандрита, просто жаль становилось, потому он обходительный такой!

— Ну, вы тоже не совсем правы. У него, говорят, своих денег в монастырь было привезено около ста тысяч, а вы и те захватить думаете!

— Зачем же нам отступаться? У нас помер — наши и деньги. Пусть лучше на доброе дело в обитель пойдут, чем мирским наследникам. От богатства много и зла бывает на свете!

Оправдание — весьма характеристическое.

— Вы говорите: скандала боялись; скандал все-таки вышел. Да и хороша обходительность, если он монахов по другим монастырям разгонял!

— Горе противляющимся, сказано. Ты терпи. Вот и мы от полиции натерпелись… Острова осматривали?

— Да!

— А правда, — таинственно спросил он меня, — что у нас здесь серебряная руда должна быть?