Василий Немирович-Данченко - Соловки

— Что теперь, братцы, делать следует?

— Отец иеромонах (коридорный), куда теперь?

— Теперь первым делом в Святое озеро — купаться!

— Святое?.. Чудодействует, значит?

— Великая от него сила и в недугах исцеление!

И целая ватага вышла из гостиницы. Я последовал за ними.

Окаймленное лесом Святое озеро — почти черного цвета. Одною своей стороной оно примыкает к стенам обители. На нем устроены две купальни — мужская и женская. Мы вошли… Кто-то заговорил; его остановили. — Не знаешь, кое это место? Тут, может, кольки святых купалось?..

Воцарилось общее молчание. Все разделись.

— Крестись, робя… Главное, с верою… Господи, благослови… Нну — вали, шут с тобой! — И темные тела грузно плюхнули в воду. Все плескались серьезно, точно исполняя религиозный обряд. Один взял в пригоршень воды и благоговейно выпил ее, другой крестился по груди в воде, третий читал молитву. Вода была далеко нечиста. Мутная, но мягкая… В дверях купальни показался монах.

— Благослови, батюшка! — Потянулись к нему голые руки.

— Мне не дано еще… Господь благословит. Каково плавали?

— Потрясло… Дюже трясло!

— Это от Господа. Чтоб грехи свои ведали и помышления нечистые у врат обители сложили!

— Рай земной теперича обитель святая ваша… Помогает, говорят, вода-то?

— От нутряных болестей хорошо действует! — твердил монах.

— Возьмуко-сь… в бутылочку для хозяйки. У нее нутро палит!

— Не воспрещено, возьми!

Монах вышел. Всякий, оставляя воду, крестился; как-то непривычно было видеть голых богомольцев, клавших земные поклоны на узком помосте, окружавшем бассейн.

Освеженные, мы вышли, и тотчас же нам кинулся в глаза синий, темно-синий и какой-то блестящий на этот раз морской простор, ласково охватывающий этот остров. Прямо перед монастырем из зеркальной глади поднимались небольшие островки и утесы, увенчанные часовнями и елями.

Возвращаясь после купанья, я случайно наткнулся на монастырские огороды. Между грядами копался главный огородник, малорослый, горбатый, колченогий, но с удивительно добрым выражением неказистого лица. Ватный черный клобук был вздернут на затылок, и как-то набекрень. Монах любопытно оглядывал нас, видимо, одолеваемый охотою поразговориться с живым человеком. При мне он с тремя даровыми работниками из годовых богомольцев деятельно трудился над грядами. Тут росли: лук, капуста, картофель, огурцы, морковь, редька. Это под 65® с. ш., а еще говорят, что огородничество невозможно в Архангельской губернии. Несмотря на неблагоприятное лето — холодное и сухое — овощ шла превосходно. Мы разговорились.

— Я вячкой. Из крестьян. Крепостным был — теперь иеромонах. Вот огородом заправляю… Что ж, поживите у нас, мы гостям очень рады. Очень мы гостей любим, потому одичаешь без человека вовсе… Помолитесь угодничкам. Было время, у нас и пели хорошо. Хор на славу был — да непригоже монастырю этим заниматься. Новый настоятель уничтожил пение это. Теперь, как батька сказал: прекратить, так и бросили. Самое пустынное пение у нас ноне…

— Зачем же было уничтожать певчих?

— Не подобает монаху о красе клирного молитвословия заботиться. Просто, пустынно петь надо. Чтобы слух не занимало. В миру — дело другое…

— Каковы огороды у вас?

— Огороды у нас первый сорт. Ничего в городу не покупаем. Все, что нужно монастырю, здесь есть. От сиверка мы лесом защитились. Одначе и Господь помогает, потому у нас хозяева такие, угодные ему — Зосима и Савватий. Хорошие хозяева, блюдут свой дом и стадо свое охраняют!

— Неужели вам и в мир никогда не хочется?

— Правду скажу тебе, не как иные прочие, что от мира открещиваются, а сами душой к нему стремятся, — не привлекает нас мир, а почему, хочешь знать? Потому что все мы из крестьян, и было у нас в миру, в Рассее, житье куда горькое. Что в нем — в миру-то — грех один. Ежели помышления блудные и одолевают, сделаешь сотни две земных поклонов — все отойдет… А бес соблазняет… как не соблазнять, все бывает. А только Господь хранит, потому велика Его милость и покров Его над нами!

— Неужели в монастыре мало монахов из духовного или из чиновников?

— А, пожалуй, и двадцати не насбираешь. Да и не надо грамотных нам. Работать не работают, а смута одна от них… Грамотности не требуется. Соблазну меньше, мы ведь здесь по простоте!

— А всех-то сколько?

— С послушниками — поди, сот пять будет. Много нас; сказано — обитель святая… Други милые, вы поотдохните немножко, — ласково обратился он к работникам. — Чайки только одолевают нас. Расподлая птичка. Страсть, как она огороды клюет. Мы было вересом обсаживать стали — не помогает. Лисиц у нас много, повадились те яйца у чаек есть.; что ж бы ты думал? Чайки-то подкараулили и выклевали глаза у лисиц!