Лев Вершинин: Россия, которую мы догоняем

Глубокой ночью корабль подошел к Тель-Авиву и был посажен на мель, — по мнению Ури Мильштейна, «специально, в знак отсутствия черных замыслов». По большому счету, теперь, когда свидетелями стали все желающие, груз, согласно условиям перемирия, выгружать вообще было нельзя, однако Бегина это мало интересовало. Он привез оружие, он обязался сдать его правительству, правительство учинило беспредел, и теперь оставалось или уводить «Альталену» (что было уже технически невозможно), или высаживаться на берег. И в этот самый момент, как официально считается, БенГурион лег спать, получив заверения ближнего круга, что все в порядке и «Альталена» уже сдалась. А когда проснулся, узнал, что все совсем не так: «иргуновцы» ночью все же начали переправлять на берег, занимая позиции у штаба ударных рот «Хаганы». Началась очередная истерика на грани инфаркта. Премьера уже не надо было даже накручивать, он убедил себя, что Бегин пришел по его социалистическую душу, и был готов на все. Ни о каких переговорах речи не было, пытавшимся возражать затыкали рты. Был отдан приказ изымать все оружие без каких-либо условий, а при малейшем неподчинении открывать огонь, причем премьер отверг любые варианты «мирного» или «бескровного» захвата судна. По его мнению, «только полное уничтожение груза» могло «предотвратить гражданскую войну». Судя по всему, — во всяком случае, так полагает Ури Мильштейн, логика которого мне кажется убедительной, — Бен-Гурион сознательно шел на обострение, стремясь «политически растоптать Бегина» и ради столь святой цели жертвуя даже позарез необходимым армии оружием. А тем временем на набережной собралась огромная толпа, и далеко не все хорошо отзывались о правительстве, и очень многие сочувствовали попавшему как кур в ощип главе «Иргуна». В этот момент, последуй с «Альталены» приказ, «ревизионисты», которых в столице было немало, могли легко устроить переворот и смести правительство: как вспоминал Амихай Паглин, глава оперативного штаба «Иргун», ему несколько раз предлагали «если потребуется, изничтожить (wipe out) Бен-Гуриона и его кабинет». Однако дисциплина в организации была железная, и хотя в какой-то момент сил у «ревизионистов» было больше, чем у правительства, действовать без прямого разрешения никто не смел, а с «Альталены» указаний не поступало: позже Бегин заявил, что ему было бы достаточно «лишь пошевелить пальцем», чтобы уничтожить Бен Гуриона, который «был так смел, поскольку знал, что я не пошевелю». Вероятно, так оно и есть, — во всяком случае, по мнению Джеральда Сапира, «имей они дело не с Бегином, а с Шамиром или даже Елин-Мором, приказ атаковать вряд ли мог бы иметь место».

В целом ситуация сложилась сюрреалистическая. Правительство требовало «максимальной суровости». Причем предельно категорично. Некоторые исследователи, типа того же Шмуэля Каца, уверены что «вся история с затоплением “Альталены” была попыткой убийства Бегина, до конца не верившего в интригу и опрометчиво поднявшегося на борт». Однако охотников быть максимально суровыми не очень-то наблюдалось даже среди идеологически подкованных ребят из «Хаганы». Генералы колебались, «плохо слышали» по телефону, их отстраняли, присылали других, более решительных. План разбомбить судно нафиг с воздуха пришлось отменить в связи с отказом летчиков, причем на очередную просьбу (уже не приказ) начальства, один из самых лихих асов Израиля капитан Уильям Лихтман (доброволец из США) ответил: «Я приехал сюда, чтобы драться с арабами. Это то, что я знаю, и это то, что меня интересует», пообещав своим подчиненным, что каждому, кто посмеет согласиться, лично всадит «пулю в глотку. Это будет лучшее, что я сделаю в своей жизни». Примерно также повели себя и артиллеристы — с огромным трудом удалось уговорить только двоих, добровольца из Кейптауна и бывшего советского офицера. На одно орудие хватило. Учитывая, что на «Альталене» пушек, причем более современных, было куда больше и снарядов хватало, подавить эту недобатарею Бегину не составляло никакого труда, но это был Бегин, и потому стрельба прошла безнаказанно. На судне начался пожар, и капитан, вопреки приказу лидера «Иргун», намеревавшегося умереть, но не сдаться, приказал оставить корабль, — и с берега начали стрелять по спасавшимся вплавь. Естественно, впоследствии и Бен-Гурион, и военные это отрицали. Но неубедительно. Факт же расстрела и сразу, и позже подтвердили слишком многие. И Монро Файн, капитан «Альталены», американский гражданин, никак не заинтересованный в политике. И бойцы отряда, стрелявшего по судну. И очевидцы, два добровольца из Англии. И даже один из руководителей обстрела, будущий премьер Ицхак Рабин, объяснявший спустя годы, что «Старая ненависть к этим людям, которую несли в себе наши люди, нашла выход в силе огня». Впрочем, есть мнение, что именно он и отдал приказ стрелять по плывущим.