Михаил Вершовский - В кавычках и без

– Да не очень чтобы «просто»…

– Да нет, не просто, конечно. Это сейчас, оглядываясь назад, все как-то спрессовывается. А так-то путь и не близким был, и не прямым… Ну, потом уже и другие приходы были. А несколько лет назад, получив приглашение принять приход в Канаде, я приехал, посмотрел, поговорил с людьми – и согласился. Вот, теперь здесь.

– Отец Герман, в приходе вашем значительное количество людей не просто нерусских, но порой с Россией ничем и не связанных. Это что, канадская или оттавская особенность?

– В русских приходах всегда, естественным даже образом, было значительное количество нерусских. Наверное, потому, что для самой Русской церкви это было естественно – высший пик ее расцвета пришелся на годы империи.

– Так «империя» – это, выходит, хорошо?

– А что ж плохого? Это все игра в слова, в лозунги. Я же не говорю об империи Советской, я имею в виду Российскую империю, скажем, конца прошлого века.

– Здесь у вас явное расхождение с российскими «демократами», которые, при всей показной нелюбви к Владимиру Ильичу, со страстным упоением повторяют его мысль о «царской России – тюрьме народов».

– Снова лозунг, и снова неправда. Да, одна страна, да, один государственный язык, но жили – и жили свободно в рамках своих народов и общин. И народы, издавна жившие на территории империи, и выходцы из Европы, поселившиеся в России. Россия – страна широкая. Страна великая. И она, как и церковь ее, и не должна, и не может быть узкой, узко-национальной. Как это, к сожалению, случается, во многих национальных православных церквях. И поэтому русская церковь привлекает наибольшее количество инославных, обратившихся в Православие. Знаете, когда цвет русской религиозной и философской мысли после революции оказался в вынужденном изгнании, эти люди, видевшие, как и должно, во всем Божий Промысл, говорили: «Для того Господь рассеял нас, как семена, по всему миру, чтобы нести этому миру свет Православия». То-есть, и это историческое несчастье воспринималось ими как миссия. Греки же, скажем, или румыны, живущие вне своих стран, часто видят в своих церквях лишь способ сохранения этнического единства, языка, культуры, и так далее.

– Вернемся к людям, окружающим вас, к людям, с которыми сводит пастырский долг, да и сама жизнь. Хотелось бы знать ваше мнение о россиянах последней волны, уж какая она там по счету. Четвертая, наверное. Если считать первой волну послереволюционную, второй – послевоенную. Третья волна, будучи в огромном большинстве еврейской, к церквям – ну, за редчайшими исключениями – не прибивалась. Стало быть, четвертая. Сложилось мнение какое-то?

– Пожалуй… Иное дело – что не хочется никого обидеть. А и приятного много не сказать. Я ведь с этой «последней волной» столкнулся уже только здесь, в Оттаве. Представители волн предыдущих, сами они, или их потомки, мне были знакомы хорошо, еще с первого моего прихода. Есть разница, есть. К сожалению…

– Почему «к сожалению»?

– Видите ли, иное отношение к вере, к церкви. То, что в большинстве это люди, как мы говорим, не «воцерковленные», это понятно. И исправимо, конечно. Это все вещи и невеликие, и нестрашные – ну, не то и не тогда сделал, не в тот момент со свечей к образам пошел. Наука нехитрая и постижимая. Но вот другая сторона… Как-то не спешат они помочь церкви, пусть даже тем малым, чем пока могут. Ведь та же первая волна – большинство выехало ни с чем, работали за гроши и где попало – и ведь храмы строили, миром, кто чем богат. Не от великих денег. А нынешние – в первую очередь свою жизнь обустроить, на ноги встать, да покрепче – а уж потом если сил и желания останется…

– Не знаю, но мне кажется, что понять их в чем-то можно. И желание вполне естественное, и ни родных, ни близких в эмиграции. Строить свою и детей своих жизнь с нуля, без надежды на дедушку с бабушкой. К тому же, спайки нет той, что у «первой волны» – та-то общей бедой крепко была сцементирована. Есть, однако, и другая сторона медали. Прежние «волны» кроме памяти драгоценной, в России никого и ничего не имели. Если же и имели, то ни тени надежды не было на то, что восстановится хотя бы ниточка из оборвавшихся враз связей. А нынешние… Многие оставили там самых близких людей, живущих в крайне стесненном, а то и просто отчаянном положении. Естественное желание помочь – при возможностях пока ограниченных. Так что порой этот доллар и на две, и на три семьи делить приходится.

– Это так… Но есть и другое. Потребительское отношение. И не мне одному так показалось. То-есть, иду в церковь в расчете на то, что получу что-то. Что-то дадут. С работой ли помогут, с деньгами ли, с делами иммиграционными, еще с чем… А не помогут – да и чем церковь с этим может помочь, как? – так и зачем мне она. Сколько уж народа из «последних» появилось так вот, да исчезло – «не дали». А ведь дает церковь, и как же много дает – да не того, за чем эти люди приходили. Только не подумайте, что я это обо всех «новых». Люди – они и есть люди, все разные.