Джулиан Барнс - За окном

— Виноват. Прошу прощения.

Но Кейт замкнулась, и его охватило чувство вины. Дело не в вас, хотелось ему сказать, а во мне. Он подумал было объяснить, что в последнее время заметил за собой такую особенность: если люди оскорбляли его самого или его близких знакомых, он смотрел на это сквозь пальцы — ну, почти. Но стоило кому-нибудь оскорбить роман, рассказ или стихотворение из числа его любимых, в нем вспыхивало какое-то нутряное, вулканическое чувство. Он сам не знал, к чему бы это — разве что жизнь и искусство для него смешались, перевернулись задом наперед, вверх дном.

Но он промолчал. Вместо этого он начал все с самого начала, будто в первый раз. Он повел речь про миф о писателе, про то, что подчас не только читатель попадает в ловушку этого мифа, но и сам писатель, которого в таком случае следует пожалеть, а не осуждать. Он повел речь про то, чем может обернуться неприязнь к писателю. Питал ли он неприязнь к Марло из-за того, что тот был убийцей? Он процитировал слова Одена о том, что время простит Киплингу его взгляды и «будет над Полем Клоделем не властно / Поскольку писал он легко и прекрасно». Он повинился в былой нелюбви к Хемингуэю, признавшись, что ему понадобилось немало времени, чтобы научиться читать слова и не видеть за ними человека — в самом деле, не это ли крайний пример того, как миф заслоняет собой прозу? Чтобы научиться понимать, что эта проза совершенно не такова, какой кажется. Кажется она простой, даже упрощенной, но в лучших своих проявлениях не уступает тонкостью и глубиной творениям Генри Джеймса. Он повел речь про хемингуэевский юмор, еще не оцененный по достоинству. И еще про то, что кажущееся бахвальство зачастую соседствует с удивительной скромностью и неуверенностью. Более того, в этом, по-видимому, и таится ключ к самому важному, что есть в этом писателе. Окружающие думали, что над ним властвуют мужской кураж, брутальность и пенис. Они не видели, что зачастую истинной его темой выступает крах и слабость. Не герой-торреро, а никому не известный честолюбец, заколотый насмерть быком, сделанным из кухонных ножей, прибитых к стулу. Великие писатели, сказал он им, понимают слабость.

Выдержав паузу, он вернулся к рассказу «Посвящается Швейцарии». Заметьте, как триединый американский экспат, обладая умом, искушенностью и деньгами, морально проигрывает и кельнершам, и посетителям, которые совершенно бесхитростны и не бегут от реальности. Посмотрите на сводный баланс морали, призвал он, посмотрите на сводный баланс морали.

— И все-таки: почему он не дает женщинам имена? — спросила Линда.

Что выходит на первый план: досада или подавленность? Наверное, есть писатели, которых всегда будут и читать, и искажать незаслуженно, и ничего с этим не поделаешь. К концу жизни Оден, редактируя свои произведения, вычеркнул строки насчет Киплинга и Клоделя. По-видимому, он убедился в их недостоверности — и в конечном счете время никого не прощает.

— Они кельнерши. Повествование ведется через призму чужака-американца.

— Который хочет от них секса за деньги, как будто они проститутки.

— Разве вы не видите, что эти женщины занимают более высокую позицию?

— Тогда почему бы не назвать хоть одну из них по имени?

На миг у него возникло желание рассказать студентам историю своей жизни: как его бросила Энджи — по той причине, что он добился успеха, а потом и Линн — по той причине, что он потерпел крах. Но об этом он умолчал. И вместо этого, повернувшись к Кейт, в последней надежде (на что, он и сам не знал) спросил:

— А что, если я об этом напишу и назову свое имя, а вашего не назову — это будет очень плохо?

— Очень, — ответила она, и ему показалось, что теперь она относится к нему хуже.

И он так и сделал. Он постарался все это записать, просто и честно, с четкими нравственными ориентирами.

И все равно никто не захотел это печатать.

Лорри Мур — мастерица на неудачные шутки. Мастерица она и на удачные шутки, у нее их предостаточно. Впрочем, удачные шутки — это признак некоторой настройки восприятия мира или, во всяком случае, некоторой устойчивости видения, писательского видения. В конце концов, удачные шутки — просто шутки и ничего более, тогда как неудачные в большей степени раскрывают характер и ситуацию. Хромающие каламбуры, избитые остроты, неуместно дерзкие ответы: они необязательно свидетельствуют об отсутствии юмора — скорее о защитной реакции на ошеломляющее понимание того, что мир — это не то место, где чисто и светло; нет, для кого-то, может, и так, но не для тебя, потому что свет падает на тебя неудачно и странным образом не дает тени.