Игорь Шумейко - Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России

Трудно даже представить, но в лесной Руси, пробившейся тогда к морю, почти не было корабельного леса. Нет, конечно, без счету было «сосен корабельных», но они могли пойти только на мачты. Береза — на деготь и разве что на дрова для камбузов и специальных жаровен, которыми обогревались и сушились кубрики. Остальное елово-осиновое и прочее богатство — вообще никуда. Для строительства корпусов нужны твердые породы. На 66-пушечный корабль только дубового леса уходило 4100 тонн.

Все сосчитанные дубовые рощи приписали к флоту — и… стали закупать лес в соседней Польше. Да-да, Петр, «закрывший проблему» с железом, чугуном, медью, стеклом, добившийся ценой общеизвестных усилий «импортозамещения» почти по всем артикулам, — вынужден был строить флот отчасти из польского леса.

Ну, конечно, мириться с этим было «не можно», и последовал указ. О, эти петровские указы! Обращал ли кто-нибудь внимание на следующий, может, единственный в мировой истории логический феномен? Обычно указы Петра начинались с описания безусловных выгод очередного нововведения: «Поелику великая польза есть…», — а заканчивались угрозами батогов, вырывания ноздрей и сажания на кол для тех, кто будет уклоняться, кто будет продолжать «жить не по пользе».

Адмиралтейством были пересчитаны 12 корабельных рощ Свияжского, Чебоксарского и Козьмодемьянского уездов Казанской губернии — вышло 539 332 дерева. Флотские комиссионеры по всей Руси «чинили публики» — говоря по-современному, организовывали торги (по еще более современному — проводили тендеры). Просветитель Феофан Прокопович читал специальные проповеди о военном флоте, величая боевые корабли «сии оруженосные ковчеги, крылатые и бег пространный любящие полаты» . Кое-кому приказывалось, а помещикам — по-хорошему предлагалось «сажать же лутками (желудями) дубы», чтобы потом с выгодой продавать Адмиралтейству твердую древесину.

Одна только тонкость, одна цифра переводила проблему из экономико-технической в разряд философских . Указанные деревья до нужных корабельных кондиций растут 300 (триста) лет!!! Эти самые триста лет, которые мы недавно столь радостно отмечали…

Что характерно, величина срока ожидания, запас требуемого терпения были всем известны, но тогдашней власти и в голову не приходило как-то подсластить эту пилюлю. Планировать, мыслить подобными историческими масштабами, провидеть своих потомков в десятом колене (поделим триста лет на стандартный демографический срок — получается 10 поколений) казалось одинаково естественным и царям, и подданным. Почувствуйте разницу: строя другие планы, другая власть нуждалась именно в таком подслащивании, постоянно намекая на свои особые, номенклатурные отношения со временем. Помните «ускорения», «…нынешнее поколение будет жить при…», «500 дней»?

Впрочем, строительство флота всегда было самым долгим делом. Помню, как поразил меня царский план строительства дредноутов. Вроде сугубо военно-техническая программа, учитывающая британский опыт и наши цусимские ошибки. Принята в 1912 году, сроком на 25 лет. Поразительное совмещение: государь император, торжественный спуск на воду дредноутов, завершающих серию, и… 1937 год на календаре! Кажется, можно увидеть эти «летучие голландцы», эти виртуальные царские линкоры 1937 года… Бутылка шампанского на праздничной ленточке летит, летит… и пролетает сквозь борт, не разбившись на счастье…

В эпоху Анны Иоанновны член Военно-морской комиссии, лучший из петровских адмиралов, гренгамский победитель Наум Акимович Сенявин признавал: «Ежели заблаговременно тех больших кораблей не убавится и строение оставлено не будет, то весьма через краткие лета не токмо на те большие корабли принципиальные деревья, но и на меньшие уже того сыскать трудно будет… однако ж для славы Российского государства один стопушечный корабль всегда надлежит содержать».

Для Черноморского флота энергией Потемкина были мобилизованы рощи Гомельской, Могилевской областей и польской тогда еще Подолии. Для Балтики исследовали и признали подходящей архангельскую лиственницу — но ее тоже отчаянно не хватало. Аж возле Байкала кто-то из птенцов гнезда Петрова разыскал подходящую кандидатуру — сибирскую красавицу, даурскую лиственницу, и в 1738 г. на полпути от Санкт-Петербурга до Выборга была заложена Линдуловская (птичья) роща. Первым фортсмейстером — «лесознателем» стал Габриэль Фогель, с немецкой педантичностью выхаживавший и нумеровавший сибирский молодняк.