Юлия Идлис - Рунет. Сотворенные кумиры

— Что-нибудь придумала?

— Я не знаю, как по-другому. Ни в каком другом формате мне неинтересно вести ЖЖ. Мне неинтересно вести журнал анонсов, — мне хочется добавить за нее: «как большинство публичных людей, пришедших в ЖЖ в последние годы, вроде, например, Михаила Прохорова». — Мне неинтересно вести журнал самых главных новостей ведущих информационных агентств с фоткой и коротким текстом, — хочется добавить: «как drugoi». -Мне неинтересно вести журнал на абстрактные темы, рассуждать о поколении новых взрослых, взрослых детей, чего-то еще, — хочется добавить: «как Линор Горалик». — Притом что мне дико интересно это читать, но я никогда не смогу поддерживать дискуссию на должном уровне. Я не занимаюсь наукой. Я не занимаюсь исследованиями. Я не пишу аналитические статьи. У меня вообще не аналитический склад ума. Я неплохой журналист, неплохой интервьюер в прошлом. Если я с кем-то разговаривала — как правило, это получалось по душам. Если я пишу текст, я по-любому пишу его про себя. Больше мне ни про что неинтересно. Наверное, все вернется и будет похожим на то, что было. Но я буду, конечно, осмотрительнее. То есть никаких постов по веселой пьяни после матча с Голландией — никогда в жизни.

Так и получилось. Верочкин журнал стал больше напоминать журнал анонсов ее выступлений, презентаций ее книг, спектаклей и гастролей, — может, чуть больше, чем ей бы хотелось. В нем стало меньше «лытдыбра», меньше разгильдяйской иронии и самоиронии, самолюбования и юношеских рассуждений о жизни [104]— таких вещей мультитысячникам не прощают, ибо они — признак слабости. Если уж у тебя получилось стать пастырем интернет-пользователей, отвечай за базар. Никому неинтересно, кто ты такой, всем интересно, что с таким, как ты, можно сделать.

— Мальчики, которые шевелят во мне какие-то эмоции ради того, чтобы просто изо дня в день что-нибудь о себе читать. Выясняется, что это пиздец как льстит их самолюбию. Манипулировать кем-то, чтобы более или менее известный в твоей тусовке человек написал про тебя стишочки, — мне не кажется, что на это стоит тратить свою жизнь, а некоторым кажется, что это их прямое предназначение.

— А что делать? Перестать писать стишочки?

— Нет. Просто это, оказывается, один из важных факторов того, почему люди со мной общаются. Просто потому, что я некоторым образом публичный человек. Я до сих пор отрицаю, что я публичный человек. Публичный человек — это Тина Канделаки. Но, как выясняется, это их совершенно не останавливает.

Из этой публичности порой получается что-нибудь серьезное — например приглашение в детскую колонию под Рязанью с гуманитарной миссией. Или приглашение приехать и почитать стихи в городе Сумы. Полозкова пакует вещи и долго ищет город Сумы на карте, чтобы получить хоть какое-то представление о том, куда направляется.

— У меня взяла интервью сумская газета «Ваш шанс», — хохочет она по возвращении. — Они меня привезли в редакцию, сфоткали со всей редакцией и разместили потом этот снимок на первой полосе. У меня было ощущение какого-то дурного кино. То есть прямо кино, понимаешь? Ощущение, что гребаное реалити-шоу, которое я устроила у себя в ЖЖ, транслируется везде-везде-везде, в том числе из папоротников в далеких потерянных джунглях, где раз в день выходит большая семья в тигровых шкурах, рассаживается на поляне и смотрит. И если ты вдруг туда приедешь, тебя посадят на тростниковую повозку и будут возить по джунглям и всем показывать. Ты же ни сном ни духом про этих людей!.. А особенно смешно, когда ты начинаешь с кем-нибудь спать, Юля.

Вера проникновенно смотрит мне в глаза, внутренне все еще смеется, но внешне неожиданно серьезнеет, и мне тоже отчего-то становится не по себе.

— Мальчик, в которого меня угораздило влюбиться последний раз, сказал мне: «Нам с тобой придется прекратить общаться, потому что я не хочу быть героем таблоида». После чего мне пришлось удалить таблоид недели на две. Потому что легче было удалить таблоид, чем не писать туда ничего про него. Мы, конечно, потом продолжили общаться. Но это меня многому научило.

Понимаешь, происходит полная потеря мотивации. Для меня мой ЖЖ — самый длинный в жизни проект, он начат в 16 лет и ведется до сих пор. Это вещь, которая вообще не приносит мне никаких денег, никаких видимых бонусов, кроме некоторых вторичных выгод — типа умер родственник, но зато пожалели. Но ни одна работа, за которую мне платили деньги или обещали все блага мира, не длилась в моей жизни так долго: мне не было так интересно. Прелесть его была долгое время в необязательности того, что он ведется. Прелесть ЖЖ была в том, что он — архив всего важного, что происходит со мной. Именно этим он и был ценен: можно было посмотреть, что с тобой происходило три года назад в этот день и узнать доподлинно, вот прямо до мелочей все вспомнить.