Юлия Идлис - Рунет. Сотворенные кумиры

<���…>

А теперь посмотрите мой прошлогодний фоторепортаж из Перми о собрании деревянной скульптуры и перечитайте еще раз то, что написала Саша Денисова в “Русском Репортере”. Бумага все стерпит?

P.S. Вроде бы мелочь, один абзац ернического, глупого текста, а вот, гляди-ка, задело меня за живое. Обидно стало за “николушек ”».

В нескольких сотнях комментариев к этому посту, среди общего негодования в адрес журналистки, журнала и российских СМИ в принципе есть и такой, от пользователя brazzaville, который, помимо прочего, цитирует и тот самый репортаж Адагамова из Перми, на который ссылается сам drugoi:

«Видимо, это какая-то неизбежность — чем выше рейтинг, чем больше читателей, тем вероятнее, что в авторе проснется желание поучать и наставлять в соответствии с собственными вкусами и представлениями.

Фактические ошибки необходимо разбирать, но выносить в начало абсолютно безобидные с точки зрения исторической достоверности описания очень странно. Единственный упрек — не нравится?! Тем более это кажется странным, когда вот:

drugoi: Это распятие XVII века из села Вильгорьт, несмотря на сюжет, не может не вызвать улыбку — Христос на кресте похож на персонажа из детского мультфильма или комикса.

Стоит ли после этого попрекать Сашу за недостаточную почтительность?»

Объяснение тут одно: популярные блогеры — тоже люди. Более того, они, в сущности, такие же блогеры, как и остальные; просто в силу своей популярности, очень часто неожиданной для них самих, не могут позволить себе быть такими же. К ним так часто обращаются как к авторитетным источникам по тем или иным вопросам — литературе, отношениям между полами, судьбе Рунета, кулинарии, дизайну или сиськам, — что этим невольно выделяют их в отдельную сетевую «касту». Считается, что ее представители не живут личной жизнью, не делают мелких гадостей ближним (а если уж делают, то только крупные, сатанинского размаха), не гонятся за популярностью, не пытаются заработать побольше френдов (кроме, пожалуй, Тёмы Лебедева) и не множат негатива в ЖЖ, если только это не сознательно выбранная стратегия блога (как у того же Лебедева или Паркера). Этот стереотип так силен, что порой и сами представители этой касты привыкают к мысли о том, что они всего этого не делают. Во всяком случае, drugoi не включает себя в неприятную ему социальную группу «разносчиков негатива»:

— Средний возраст в ЖЖ — 24 года, то есть это люди молодые, сидящие в офисах, им часто некуда себя деть, нечем себя занять. А игра на негативе очень возбуждает, она приносит, видимо, какое-то удовлетворение — черт его знает. И травля человека за что-то — она всегда будет на виду. Это, наверное, от молодости, от неспособности сопереживать, может быть, от недореализации. Понимаете, они могут быть очень хорошими специалистами — программистами, технарями хорошими, — но в них вот такая душевная черствость и цинизм. Очень многое делается на цинизме: обсмеять какие-то хорошие душевные порывы, написать о них плохо.

— Это «болезнь роста», или в ЖЖ это всегда было?

— Нет, раньше ее не было, конечно.

— А в какой момент она появилась?

— Сложно сказать. Все говорят, что когда коды отменили. Нет, это произошло гораздо позже. Это случилось на волне бурной популярности ЖЖ, когда туда пошел народ не для ведения блога. У нас ведь в ЖЖ мало блогеров, большинство — это комментаторы. И мне кажется, в тот момент, когда популярные блогеры стали заметны в офлайне, когда ЖЖ начал влиять на общественную жизнь, туда пришла большая армия этих самых комментаторов, которые и привнесли такой циничный тренд. Получилось так, что приятно прийти в дневник к известному человеку и написать там: «Чего ты пишешь-то, все это ерунда и барахло!» Появился подростковый такой цинизм. Но я с этим стараюсь как-то бороться.

— Как?

— Ну вот собой. Я в принципе человек достаточно резкий, как мои родные говорят, с тяжелым характером, — тихо, слегка заикаясь, говорит Рустем. Глядя на него, поверить в это невозможно. Читая спокойные, уравновешенные посты в его блоге — тоже. Читая его переписку с некоторыми комментаторами — поверить можно, но не хочется. — Я чувствую, что когда пишешь человеческим языком, без мата, когда пытаешься все-таки людям показать что-то такое, что заставит их сопереживать, — это такой месседж, который может улучшить людей. Конечно, все это немножко наивно. Но мне кажется, что, если хотя бы сотая часть моих читателей читает такие посты, смотрит на фотографии детей в детдоме, стариков — может быть, им это помогает в жизни. Может быть, они ощущают, что не одиноки, что кто-то еще так же чувствует, как они.