Валерий Панюшкин - Двенадцать несогласных

Еще нанимают активистов пропутинских молодежных движений. Там, напротив тюрьмы на Петровке, когда в одиночном пикете с плакатом «Свободу Каспарову» будет стоять лидер оппозиционной партии Союза правых сил Борис Немцов, сзади к нему подойдет молодой человек тоже с каким-то плакатом.

– Чего тебе надо, путиноид? – обернется Немцов к юноше. – Иди отсюда.

Но юноша только прижмется к Немцову, будто желая его обнять, и короткого объятия достаточно будет милиционерам, чтобы подбежать к Немцову, схватить за руки и потащить.

И другого лидера Союза правых сил Никиту Белых тоже вот так потащат, потому что к нему подойдет нарочно нанятый «сторонник» с плакатом. И писателя Виктора Шендеровича, и лидера молодежного «Яблока» Илью Яшина – всех пикетчиков будут по очереди таскать в отделение милиции под тем предлогом, что пикет их вовсе не одиночный, а что стоят они в толпе сторонников.

На пятый день, когда придет время Гарри Каспарову освобождаться, Марине Литвинович позвонит неизвестный человек и скажет, что если Марина организует пышную встречу, если позовет журналистов, то Каспарова не выпустят: просто отвезут в закрытой машине куда-нибудь на окраину города и выбросят там, как выбрасывают из машины собаку, если хотят, чтобы та не нашла дороги домой.

Время и место освобождения Каспарова Марина так и сохранит в тайне даже от друзей. Журналистам будет объявлено, что встречать Каспарова надо во дворе его дома. В пять часов вечера. В пять часов вечера уже темно.

Каспаров живет в арбатских переулках. В некрасивом кирпичном доме из тех, что в брежневские времена строили для партийной элиты. На закате Советского Союза Каспаров был ведь, не поймешь, партийной элитой или какой: чемпион мира по шахматам – это при советской власти было все равно что высокопоставленный чиновник.

К пяти вечера во дворике за железным забором соберется человек пятьдесят журналистов с камерами и человек десять соглядатаев из спецслужб, тоже с камерами, но поменьше. А вдоль забора будет стоять милицейское оцепление, и милицейский офицер будет говорить Марине Литвинович:

– Давайте по-хорошему. Два вопроса, и все. А то если будет митинг…

– Брифинг… – уточнит Литвинович.

– Ну или брифинг… Я вынужден буду разгонять. Вы и меня поймите. У меня приказ.

Марина пообещает, что выход Каспарова к прессе будет всего на два вопроса. Потому что все устали. Потому что Каспаров – после пяти дней тюрьмы, а она сама – после двух Маршей и трех дней пикетов. Очень будет хотеться просто лечь спать дома в своей постели.

К пяти часам ровно во дворике появится Маша Гайдар с огромным букетом белых цветов в руках. И Марина скажет Маше:

– Маша, проходите внутрь. Гарри уже дома. Он вас ждет там, в квартире… – Они, окажется, на «вы».

Но Маша не пойдет внутрь. Маша будет ждать Каспарова у подъезда, несмотря на мороз, потому что ей будет хотеться подарить Каспарову букет под объективами телекамер. А Марина будет думать, что не следует Маше попадать в телекамеры всего лишь за то, что она подарит букет. И Марина скажет Маше снова:

– Маша, заходите в подъезд!

Но Маша и не подумает заходить. Раскроются двери подъезда, и сначала выйдет во двор каспаровский охранник, тоже просидевший в тюрьме пятеро суток за то, что сопротивлялся задержанию и старался, чтобы Каспарова при задержании не покалечили. А за ним появится и сам Каспаров. И Маша Гайдар бросится к нему, обнимет и преподнесет букет. А Марина Литвинович будет кричать:

– Гарри! Гарри!

Чтобы Каспаров поскорей подошел к телекамерам и поскорее бросил этот чертов букет, потому что телевизионные репортажи по всему миру (российское телевидение, разумеется, ничего про Каспарова не покажет), так вот репортажи должны быть не про то, как Маша Гайдар дарит Гарри Каспарову букет, а про то, как Гарри Каспаров вышел на свободу.

А я буду думать: что должно случиться, чтобы эти глубоко уважаемые мной милые и порядочные люди перестали хоть на миг считать, сколько секунд телевизионного эфира достанется на их долю?

Репортеры выстроятся в линию, шпионы выстроятся за спинами репортеров, Каспаров подойдет к тем и этим и ответит на два вопроса: «Как вы себя чувствуете?» и «Как вы оцениваете перспективы парламентских выборов?»

Ребенок бы ответил на эти вопросы: «Чувствую себя нормально. В тюрьме, конечно, нет ничего хорошего, но, если ты оппозиционный политик в России, рано или поздно очутишься в тюрьме», – так, кажется, ответит Каспаров. А про перспективы выборов он скажет, разумеется, что в России нет никаких выборов, что это не выборы, а профанация, и режим Путина должен быть демонтирован мирным путем…