Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

Вообще, главная сюжетная линия «Меньшего зла», состоящая в том, что Федора Федоровича ведут в президенты «вслепую» те, кто и устраивает на самом деле в Москве теракты, а сам он ни сном ни духом, – она один в один совпадает с предсмертными интервью Бориса Березовского.

И вот это заставляет читать четырехтомник Дубова с куда большим вниманием, чем просто собрание текстов, претерпевающих писательскую эволюцию.

Эта эволюция незатейлива, кстати. От обильного жизненного материала в период гимназического освоения формы (сегодня «Большую пайку» перечитывать скучновато – описания, описания, описания эпохи времен дефицита и цензуры) – к уверенному владению формой при исчерпанности жизненного материала.

Исчерпанность – проклятие всех, кто умеет писать только о том, что знает: посмотрите хоть на Лимонова, ставшего наискучнейшим после выдоха остатков героической биографии в «Молодом негодяе».

Только Лимонов, выдохнув жизнь, зачем-то продолжил писать – может, чтобы просто зарабатывать на жизнь, а чем еще ему зарабатывать? А Дубов, выдохнув знания о большом историческом времени, создал от нечего сделать бонбоньерку «Историофикации» и писать перестал – может быть, потому, что ему есть на что жить.

Что у нас остается в сухом остатке, кроме четырех томов, вышедших, совсем забыл сказать, как литературное приложение к «Огоньку»?

Литературные упражнения талантливого человека, не считавшего писательство делом жизни – однако вполне способного ухватить и литературный стиль, и время, и не дать фактам пропасть в кухонной болтовне или в сусеках памяти, заблокированных страхом перед Большим Братом (или перед потерей благополучия, что, в общем, одно и то же).

Моя главная претензия к Березовскому – не то, что он что-то где-то пограбил (в России любое более или менее крупное зарабатывание денег есть грабительство, и меня грабили многие, а Березовский обошелся гуманно, ограничившись превращением в мусор акций AVVA, автомобильного альянса, этой мертворожденного ребенка «ЛогоВАЗа»). Моя претензия в том, что Березовский покончил с собой, но так и не оставил, судя по всему, дневников, записок, мемуаров.

Вот за это гореть ему в моем аду, – а не за другое.

А Дубов, молодчина, не просто написал несколько повестей и романов, но и добился успеха и тем самым подал пример молчунам.

Товарищи гимназисты, пишите ваши новеллы о жизни в нашей совместной гимназии, особенно если подглядывали за учительской – это лучше, чем просто зарабатывать бабло или жаловаться на отсутствие оного.

Остается добавить одну маленькую, но существенную вещь.

Почти у всех упомянутых мною писателей в жизни были проблемы, которые им доставляло соприкосновение с любезной Отчизной. Доренко и Быков лишались и до сих пор лишены телевизионных эфиров, Лимонову и Мальгину знакома жизнь эмигранта, Проханова (пока он не начал петь оды силе государственного кулака) откровенно чморили. И Дубову сидеть 9 лет на нарах, едва он окажется под сенью родимых осин.

Однако ни у одного из них не было проблем, связанных собственно с писательством, с тем, что называется «художественной литературой».

Это вам не времена Леонида Ильича…

Я не знаю, почему удавка с литературы снята.

Может быть, потому, что люди, обозначаемые словом «власть», держат сегодня писателей за щелкоперишек, с которых бабла не отжать и которые их баблу не угрожают. А к идее влияния литературы на общество власть относится с той же циничной ухмылкой, как и к утверждению, что есть девушки, которые дают только по любви.

А может быть, потому, что при всем презрении к художникам власть смутно чувствует, что пока не написан ее портрет – пусть даже и карикатурно – то и призрачен шанс на существование postmortem. Умеющих же воспевать власть сегодня нет – ни тебе Симоновых, ни Шолоховых, ни Фадеевых. А власти тоже порой хочется прочитать что-нибудь эдакое, лихо закрученное, про саму себя.

Как бы то ни было – писательство, художничество в России безопасно.

Так что вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется. Что гадать нам: удалось, не удалось?

2013

Либеральную идею ныне можно топтать ногами, – это безопасно и модно (да и модно оттого, что безопасно). И погромщики в Бирюлево, и, вон, с очередным манифестом Захар Прилепин – все потоптались на идее, состоящей в том, что человек способен меняться к лучшему без внешнего принуждения.