Андрей Битов - Пушкинский том (сборник)

воздвиг – не зарастет – вознесся

не умру – переживет – убежит – славен буду – жив

будет

пройдет – назовет

долго буду – пробуждал – восславил – призывал

будь – не страшась, не требуя – приемли – не оспоривай

Поразительная, латинская [55]глагольная мощь открылась вдруг, когда слетела окалина затверженности, которой глагол, по всей видимости, поддается в меньшей степени, чем эпитеты и дополнения… Вихрь, смерч времен!

Совершённое прошлое. Недавнее, как бы подразумевающее: успел, уже, только что («воздвиг») – сменяется вечным будущим («не зарастет») и следом – опять совершенным прошлым, но обращенным в то же вечное будущее («вознесся»)… Будущее, удаляющееся во всё более далекое будущее: «не умру… назовет… убежит… буду… будет… пройдет… назовет… буду…» И взгляд из далекого будущего на себя в настоящем, когда оно станет далеким прошлым, когда себя давно уже нет: «пробуждал… восславил… призывал…» Как давно это было!..

Но нет! жив! в эту минуту, за этим столом!..

Будь! – наказ Музе – это ближайшее будущее: завтра, послезавтра – то есть само дело, то есть план, как жить. Советы будто бы Музе, не себе, как: «не страшась, не требуя… приемли… не оспоривай…». И памятка самому себе (вычеркнутое место – как зарубка…): чего не страшась? ИЗГНАНЬЯ.

Чтобы определить место «Памятника» в лирике Пушкина, надо пытаться понять, какое место отводил ему сам поэт, а не то, какое отводим ему мы. Некоторую подсказку мы можем получить, анализируя окончательную правку стихотворения и обстоятельства его написания.

Пушкин переписывает «Памятник» с черновика и как бы остывает. Конечная правка по этому автографу носит сначала поэтический характер: «бессмертная лира» становится «заветной», «меня переживет» – «мой прах переживет…». В III строфе переставлены слова: «сын степей» становится их «друг»… Здесь уже другой, «хозяйственный» смысл правки, как у поэта-переводчика.

Дальнейшая правка (в предпоследней, «биографической» строфе) носит противоречивый характер: то идет навстречу публике, то будущему публикатору, друг друга взаимоисключая. У Пушкина уходит «непроходимый» Радищев и «изгнанье». А какова по экономии правка в строке: «И милосердие воспел»!.. Вычеркивается «сердие воспел», «И мило…» оставляется; надписывается сверху «…сть к падшим».

Эта «внутренняя редактура» самого Пушкина позволяет предположить, что поэт не исключал возможности его печатать, а может, для того и было писано. (Хотя не исключено, и что потом бы раздумал…) «(Из Пиндемонти)» – стихотворение, возможно, и менее прогрессивное, чем «Памятник», по общественным идеям, однако куда менее печатно: смягчение его редактурой без утраты смысла невозможно («Иль чуткая цензура / В журнальных замыслах стесняет балагура…»); Пушкин и не торопил его к печати: оно могло и подождать в ряду всей его поздней лирики, оно было ЕГО, пушкинское. Такое стихотворение, как «Памятник», писанное не для публики, а, как теперь говорят, «в стол», лишается не то чтобы смысла, а необходимости его писать. Свидетельство Н. Муханова (по дошедшим до нашего времени сведениям, первого читателя «Памятника») таково: «Показал… только что написанное им стихотворение, в котором он жалуется на неблагодарную и ветреную публику и напоминает свои заслуги перед ней». Муханов для нас не авторитет в области поэзии, его оценка может быть сколь угодно неточна. Но интересно то, что в самом «Памятнике» мы не найдем и слова жалобы – одно самоутверждение. Стихотворение по содержанию – «не о том», о чем говорит Муханов. Откуда он это взял и изложил как впечатление от прочитанного? Либо оттого, что лучше нас представлял себе «контекст» стихотворения, находясь в нем, в том же времени (так называемый упадок интереса публики к Пушкину, распространенное мнение о его закате, Пушкина таки задевавшее…); либо от комментария самого Пушкина (свидетельство Муханова через неделю после написания, еще сгоряча…). Отсюда вывод, что стихотворение могло быть писано как ответ неблагодарной публике, как вызов накануне «изгнанья», а не смерти, как все впоследствии поспешили истолковать. То есть «Памятник» написан не «для себя». Лишь в конце, словно вдруг успокоившись, решительно отойдя в сторону от всего предшествовавшего текста, приказал он Музе «быть послушной» «веленью Божию». Противоречия и некоторая непоследовательность Пушкина в «Памятнике» заставляют нас еще раз вернуться к его душевному состоянию накануне…