Борис Ваулин - Семьдесят третья параллель

— Что случилось?

— Сейчас исправим… Намекал — проверь заранее систему… За два дня не мог сделать, — выговаривал Андрей Телычко невидимому собеседнику.

— С тобой, Андреев, у меня разговор впереди, — резко бросил мастер, хотел еще что-то сказать, но раздумал.

— Конечно, — проворчал дизелист, — привык крикотерапией всех воспитывать.

Утопая в рыхлом снегу, мастер спешил назад, в балок. В эти минуты рация казалась ему единственным спасением. Слушая спокойный голос начальника экспедиции, отдающего приказания подразделениям, он и сам проникался уверенностью. Быть может, вернутся мужики невредимыми, может, все обойдется. А если не вернутся? И все из-за воды…

Воду на скважину возили трактором. За ним цепляли десятикубовую бочку, и караван не торопясь двигался на небольшое озерцо километрах в восьми-девяти от скважины. За водой ездили двое — тракторист Женя Савенко и слесарь Паша Марков. Звали их — «двое на тракторе, не считая характера».

Паша — маленький, рыжеватый, с голубыми глазами, длинными льняными волосами — был добрым и покладистым. Никогда не обижался, на мир смотрел весело, жил по принципу: «Что бы ни делалось, все к лучшему». Женя — высокий, крупный, с красивым лицом, которое портила застывшая полупрезрительная усмешка. О всех неполадках высказывался весьма определенно, а для некоторых странностей нашей жизни находил такие хлесткие определения, что Паша только моргал светлыми глазами, хлопал себя по тощим бедрам и кричал испуганно: «Пропадешь, пропадешь ты, Женька, со своим характером!»

Выехали они в восьмом часу. Тяжелые облака шли крупно, и Савелий Пуркин крикнул им вслед:

— Погодили бы, никак метель начинается?

На это Савенко буркнул, не оборачиваясь:

— Ты же первым претензии поставишь, когда воды не будет.

Дорогу начало переметать через несколько минут. «Двое» кое-как выбрались к озеру. Метель уже разошлась вовсю. С большим трудом пробили полынью, закачали воду в бочку.

Тронулись назад. Через сотню-другую метров мотор застрелял, затарахтел обиженно и замолк. Первые попытки завести его кончились неудачно. Ребята решили отсидеться в кабине — переждать пургу. Однако мороз шутить не думал. Тогда Савенко выбрался из кабины, налил в ведро солярки, и они понемногу стали жечь горючее в кабине. Быстро поняли, однако, что и этот номер не пройдет: тепло улетучивалось, а от копоти и дыма трудно стало дышать. Необходимо было на что-то решаться.

Савенко разорвал старую фуфайку, накрутил тряпку, облил соляркой и с зажженным факелом вышел из кабины. Ветер рвал палку из рук, метель бросала в огонь заряды снега. Через несколько секунд очередной порыв унес пламя в тундру. Тактику пришлось изменить. Прикрутили к гусеницам кусок брезента, перекинули через радиатор, и Савенко залез под полог к мотору, а Марков прикрывал телом рвущееся полотно. То, что тщедушного Пашу не унесло в тундру вместе с пологом, а Женя, копаясь ощупью, сумел устранить поломку, можно объяснить только чудом.

Застучал, набирая обороты, мотор. Медленно, переваливаясь через сугробы, тронулись. Евгений сделал все, что мог. Но руки все-таки обморозил.

Трактор повел Паша. Машина заваливалась вбок, карабкалась куда-то вверх, съезжала с невидимых холмов. На одном из бугров бочка отцепилась и застряла. Парни бросили ее, потому что сил исправлять поломку не было. Шел седьмой час, как уехали. В едва пробивающемся свете фар увидели несколько колышков — это была дорога. Радость сменилась надеждой, надежда — отчаянием. Колышки быстро пропали. И тогда Марков закутался шарфом и выбрался из машины. Он едва не полз по земле, ощупывая дорогу. Трактор медленно тащился вслед.

Паша терпел сколько мог. Потом кое-как вскарабкался в кабину и прошептал застывшими губами: «Старина, я, кажется, потерял дорогу…»

Ориентируясь на свое чутье, поплыли по снежному морю еще немного, но чуда больше не произошло. Трактор угодил в яму. Движок поработал немного, и стрелка топлива стыдливо упала на ноль. Шел девятый час странствий между жизнью и смертью.

— Что будем делать, Женя? — равнодушно обронил Марков.

— Пешком пойдем. Дом совсем рядом. Я чувствую это. Оставаться тут нельзя, загнемся, — словно издалека неслись слова.

— Мне не дойти. Ноги отморозил…

— Дотащу. Вставай.

…К вечеру метель стала ослабевать. Утих ветер. Свет фонаря они увидели неожиданно и так близко, что сперва не поверили. К ним бежали люди.