Луи-Себастьен Мерсье - Картины Парижа. Том II

Еженедельно происходят ночные аресты, и притом с такой поспешностью, которая не может не вызвать порицания у постороннего наблюдателя, несмотря на все его презрение к тем, кого так третируют. Он невольно подумает о насилии, производимом ночью в жилище этих особ; о слабости женского пола, о скверном обращении, которому подвергают его представительниц, и о плохих последствиях, которые это может вызвать, так как эти существа иногда оказываются беременными. Ибо разврат не всегда избавляет их от материнства.

Их отвозят в тюрьму на улицу Сен-Мартен, а каждую последнюю пятницу месяца они предстают перед полицией, то есть на коленях выслушивают приговор, обрекающий их на заключение в Сальпетриер. У них нет ни поверенных, ни стряпчих, ни защитников; их судят весьма произвольно.

На другой день их помещают в длинную открытую повозку, в которой они, скучившись, едут стоя. Одна плачет, другая стонет, третья закрывает лицо; наиболее наглые выдерживают взгляды черни, осыпающей их руганью, и отвечают на нее непристойностями, не боясь свистков и угроз, которыми их провожают. Позорная повозка проезжает по городу среди бела дня; толки, возбуждаемые этим шествием, представляют собой еще новое нарушение общественной пристойности.

Самые шикарные и матроны при помощи небольшой суммы денег добиваются разрешения ехать в закрытой повозке.

В убежище их осматривают и отделяют зараженных, которых отправляют затем в Бисетр, где их ждет либо излечение, либо смерть: новая картина, напрашивающаяся на мое перо. Но я пока воздержусь от нее. Я содрогаюсь перед ее описанием и еще не чувствую себя оправившимся от ужасных впечатлений, которые она оставила во всем моем существе.

О ты, счастливый житель Альп, мирно дышащий горным воздухом вдали от наших городов! Ты видишь только невинных, чистых, девственных красавиц, подобных снегу, который венчает лучезарные вершины гор, опоясывающие горизонт. В этом приюте добродетелей, таком далеком от мишурного логовища разврата, чуждого твоим простым и мирным вкусам, учись познавать и ценить чистые объятия нежной супруги и ласки любимой сестры. Ты знаешь, сколько очарования и привлекательности придают красоте душевная чистота и неподдельная и трогательная скромность; какая бездонная пропасть лежит между искусственной улыбкой и взглядом парижанки и оживленным, стыдливым лицом девушки, блистающей свежестью и здоровьем, для которой слово разврат лишено всякого смысла. О трижды счастливые республиканцы! Храните в своих мирных убежищах чистоту нравов, — это залог счастья и домашних добродетелей! Оплакивайте юного безумца, который в опьянении тщеславной пышностью, влюбленный в суетную роскошь, обманутый беспутной свободой, спешит окунуться в грубое сладострастие столицы! Удержите, свяжите его! И чтобы постыдные слова не коснулись невинного слуха покидаемых им юных красавиц и не заставили их покраснеть (хотя они и не поймут значения этих слов), — скажите ему на языке избранных: Siste, miser! Ibi luxus et avaritia matrimonio discordi junguntur; ibi ingenuitas morum corrumpitur et venditur auro; ibi horribilis cacomonades Veneris templum et voluptatum sedes occupat; ibi amoris sagittæ mortiferæ et venenatæ; ibi exercentur artes damnosæ seu saltem vanæ et prorsus inutiles; ibi moventur lites et jurgia; ibi justitia ipsa gladium pro miseris tenet; ibi miseros agricolas excoriant et procurator et publicanus, nec missura cutem, nisi plena cruoris, hirudo; ibi fastus et opes dominantur; ibi virtus laudatur et alget, dum vitia coronantur. Unde proverbium frequens et solemne: «Omne malum ab urbe» [11] Стой, несчастный! Там роскошь и скупость сочетаются в несогласном супружестве; там благородство нравов развращается и продается за золото: там ужасная какомонада занимает храм Венеры и место наслаждений; там — убийственные и отравленные стрелы любви; там занимаются пагубными или по меньшей мере пустыми и совершенно бесполезными искусствами; там возбуждаются тяжбы и ссоры; там само право заносит меч над бедняками; там несчастных земледельцев обдирают и наместник и откупщик, — точно пиявка {260} : пока не напьется полна, не отстанет; там господствуют надменность и богатство; там добродетель и восхваляется и пренебрегается, тогда как пороки увенчиваются. Отсюда обычная, ходячая пословица: «Все зло — от столицы». Пер. Ф. А. Петровского. .

Сумму, которую тратят на публичных женщин (я подразумеваю под этим все их разновидности), можно определить приблизительно в пятьдесят миллионов в год. Расходы же на благотворительность не превышают и трех миллионов. Такое несоответствие наводит на размышления. Эти громадные деньги идут на модисток, ювелиров, на наемные экипажи, рестораны, харчевни, меблированные комнаты и пр. и пр. А особый ужас вызывает сознание, что если бы проституция вдруг прекратилась, то двадцать тысяч {74} 74 Двадцать тысяч проституток. В этой же главе Мерсье дважды называет цифру в тридцать тысяч. женщин погибло бы в нищете, так как в столице труд несчастных женщин не может удовлетворить их потребностей и не окупает пропитания. Таким образом, разврат является как бы неразлучным спутником населенных городов. Бесчисленное количество всякого вида ремесел существует только благодаря быстрому обороту денег, поддерживаемому развратом. Даже скупец тащит из сундука золото, чтобы оплатить юные прелести, которые подчиняет ему нужда. Присущая ему страсть побеждается другой, еще более могущественной. Ему жалко золота, он плачет, но золото его утекло.