Игорь Смольников - Рост души

Ю. Бондарев, Г. Бакланов, В. Кондратьев, Е. Носов... Творчество этих писателей для нас драгоценно. Никто в современной литературе не может заменить ни их личного знания войны, ни тревожного пламени их сердец.

С точки зрения законов творчества, развития искусства это, наверное, закономерно, что спустя много лет литература всё более проникновенно, не пасуя перед трагическими противоречиями жизни, помогает нашему современнику осмысливать себя в свете титанических усилий военного прошлого. Закономерно и то, что с годами в прошлом отчетливее прочерчиваются для нас его смысловые глубины, ощутимее становится наша кровная связь с ним. Как щемяще выражено в одном стихотворении Б. Окуджавы: "Уходит взвод в туман-туман-туман... А прошлое ясней-ясней-ясней".

Вот и Радий Петрович Погодин, лихой командир отделения разведчиков 2-й гвардейской танковой армии, заслуживший на войне два ордена Красной Звезды и два ордена Славы, с каждым годом все дальше от тех лет. И с каждым годом, с каждым новым своим произведением ближе к ним. Он тоже из этой славной плеяды писателей. Возможно, самый младший по возрасту - войну он встретил шестнадцати лет. Поэтому, наверное, его непосредственное вхождение в военную тему осуществилось несколько позже остальных. Но тем оно дороже для читателей, которые открывают теперь для себя этого самобытного художника, радуются тому, что гвардия писателей-фронтовиков еще не сказала своего последнего слова, что на наших глазах окреп еще один, не похожий на других художник, с остро отточенной пристальностью зрения.

Оно характерно для Р. П. Погодина особенно в тех случаях, когда сюжет требует предельной правды в раскрытии переживаний и мыслей человека. Тогда проза Р. П. Погодина становится подчеркнуто сдержанной, краткой и при этом документально точной.

Вот характерная деталь.

У меня сохранился фронтовой дневник отца. Он вел этот дневник все четыре года войны, с первого до самого последнего дня. Вел его чаще всего бегло, фиксируя лишь самое главное, не вдаваясь в подробности, но часто отмечая характерные для состояния человека на войне детали восприятия, переживаний. И вот там, в этом дневнике, отмечая только что миновавшую опасность (бомбежку, обстрел или другую ситуацию, грозившую смертью), он нередко записывал о своем состоянии так: "Было скучно", "Было тоскливо". И все. Мне долго казалось это каким-то едва ли не кощунственным умалением душевного напряжения человека.

В повести "Живи, солдат" герой тоже попадает в подобную передрягу.

Разведрота форсирует реку. Мины ложатся в воду и взрывают ее. В воздухе повисают "длинные переливчатые лоскутья". "Было тоскливо", - пишет автор о состоянии Альки, ограничиваясь этим кратким замечанием. И я понял, что это "было тоскливо" - подлинно, что оно стоит - в смысле жизненной правды и выразительности в сюжете - намного дороже иных пространных описаний и экскурсов в психологическое состояние человека.

Или - описание боя в рейхстаге (заглянем в повесть "Боль").

"Солдаты дрались лицо в лицо. Стреляли грудь в грудь. Отскакивали за статуи. Строгие лица статуй мерцали - то рвались, крошили мрамор гранаты. Солдаты падали, вскакивали и бежали вперед..."

"Такой бой был за всю войну один, - подытоживает писатель эту архикраткую зарисовку. - Васька это отчетливо понимал".

Такие картины нечасты в отечественной литературе.

Могу напомнить строчки другого фронтовика:

Вон кинжалы,

В приклады! - и пошла резня.

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко,

Как звери, молча, с грудью грудь...

Стихи эти написаны у истоков батальной темы в реалистической литературе России.

Перекличка Р. П. Погодина с М. Ю. Лермонтовым не случайна: лаконизм строк, спрессованных до мгновенности выстрела в упор, добыт поэтом и прозаиком в результате личного участия в подобных схватках.

Напомню еще раз сцену в госпитале, встречу Альки с обожженным танкистом. Эта сцена, потрясающая нас сама по себе, имеет многоплановый смысл.

Жизнь молодых, ершистых, взрослеющих, куплена самой дорогой ценой. Они должны это не только знать умом, но и чувствовать. Так, как это почувствовал погодинский герой.

Так, как это чувствует герой другой повести, другого военного писателя. Я имею в виду Л. Н. Толстого и его рассказ "Севастополь в августе".

Вспомним юного артиллериста Володю Козельцова, необстрелянного, не видавшего еще жертв войны человека. Он тоже попадает в палату к тяжелораненым.