Array Коллектив авторов - Быть чеченцем - Мир и война глазами школьников

Вооруженные люди против невооруженных -вот одна из самых напряженных линий интерпретаций, присутствующих в сочинениях. На этом рубеже совершаются основные трагедии, здесь попираются базовые законы межчеловеческих отношений, прежде всего здесь нарушаются принятые международным сообществом правила ведения войны, обращения с мирным населением, обращения с пленными. Отсюда — самые страшные рассказы о происходящем в Чечне.

Еще одна из линий интерпретации конфликта, представленная во многих сочинениях, — историческая. Действия русских войск в XIX веке (обычно об этом говорят как о действиях генерала Ермолова) и сопротивление им вайнахов не забыты чеченской национальной традицией. Русское массовое историческое сознание также начинает обращаться к причинам вражды, коренящимся в прошлом. Обе стороны хотят видеть в истории безусловное объяснение сегодняшней ситуации. Для ведущих аргументацию от чеченской стороны как страдательной картина ясна: все дело в том, что Российская империя пыталась нас завоевать. Ей это не удавалось сделать в течение долгого времени, а теперь не удается удержать завоеванное. Чеченская сторона тогда всего лишь билась за независимость, сейчас продолжает эту борьбу, и реванш — вполне вероятный исход.

Трактовка всей этой истории войн как войн колониальных со стороны Российской империи, СССР и далее РФ, а действий чеченской стороны — как национально-освободительного движения, наверное, была бы одной из самых сильных и непротиворечивых. В той мере, в какой исторические роли колонизатора и борца за национальную независимость остаются контрастно окрашенными в соответственно только черный и только белый цвет, действенны и выводы из такого представления истории.

Но современность показывает, что эта простая ценностная раскраска все меньше устраивает людей, пытающихся разобраться в истории и современности. Не говоря о том, что колонизуемые народы соглашаются перенимать у колонизаторов множество культурных черт, а то и самое идентичность, национально-освободительная борьба ввиду имманентной логики насилия превращается в самоценное существование воюющих за счет этой войны. При таком обороте дела достижение изначально поставленных целей бессознательно отодвигается, а то и становится ненужным. Борьба становится важнее победы.

Вырождение партизанских освободительных армий в ватаги лесных разбойников случалось в человеческой истории несчетное число раз. Не реже происходит превращение таких армий в инструмент политики третьих сил, не имеющих никакого интереса в том, чтобы эти армии победили, но заинтересованных в том, чтобы они продолжали воевать и связывать руки «колонизатору».

Элементы таких перспектив неоднократно отмечались применительно к истории действий России на Кавказе. Сказать это — не значит оправдать эти действия. Не нам и не на этих страницах творить исторический суд. Сказанное лишь помогает понять, почему даже те авторы сочинений, которые привлекают достаточно обширный исторический материал, не получают в итоге выводов, убедительность которых была бы абсолютной даже для их соотечественников. На соседних страницах оказываются, с одной стороны, мысли о том, что преступления колонизаторов не могут быть прощены и, значит, нынешняя борьба не может закончиться иначе, как победой борцов за независимость, и, с другой стороны, мысли о том, что самый главный интерес чеченского народа — перейти как можно скорее к мирной жизни, отставив политические условия.

Примечательно, что симметричная ситуация складывается с русским историческим дискурсом. Реальных знаний об истории Кавказа в российском массовом сознании очень мало, но это не мешает массовому российскому сознанию активно проецировать сегодняшние события в прошлое. Можно услышать мнения о том, что «они всегда нас не любили» (т. е. действия России имели как бы оборонительный характер защиты себя от недоброжелателей). На групповых дискуссиях приходилось встречать суждения о том, что мусульмане уже несколько тысяч лет пытаются завоевать Русь и что ныне — всего лишь очередной эпизод этой борьбы. За этими проекциями стоит, однако, глубоко скрытое чувство, что с этической стороны российские действия на Кавказе и были и остаются сомнительными. Напомним, что нормы, касающиеся поддержки прав наций на самоопределение и поддержки национально-освободительных движений, входили в стандартную программу идеологической индоктринации в советское и постсоветское время. Приложение этих норм к обстоятельствам на Кавказе создает конфузную ситуацию. Поскольку альтернативного исторического нарратива, сопоставимого по силе с советским, нет, выход для массового сознания заключается в подавлении возникающего чувства собственной исторической неправоты. Результаты многобразны — от генерации исторических фантазий до обытовления или психологизации этой темы.