Мед на рынке рядом с пунктом компактного размещения беженцев «Яндаре». Поселок Яндаре, Ингушетия, 2002
Доставка воды для многоэтажного дома. Район «7-й школы», Грозный, Чечня, 2004
«Чеченский бензин». Окраина Грозного, Чечня, 2004
Пункт компактного размещения беженцев «Буратино», свастика на стене. Хасавюрт, Дагестан, 2001
Лагерь беженцев «Барт». Карабулак, Ингушетия, 2002
Блокпост при выезде из лагеря беженцев «Сацита». Станица Орджоникидзевская, Ингушетия, 2004
Теперь скромная станица Егорлыкская стала моей второй родиной. Хотя очень жаль было уезжать из родной республики, из родного города. Поначалу в Егор-лыке каждую ночь мне снилась Чечня с ее быстрыми реками, горными хребтами, изменчивой погодой. Но со временем все забывается. Сейчас Чечня мне хоть и снится, но не так красочно, как тогда, семь лет назад. Во что превратила война мой маленький край, я могу только догадываться и судить из сообщений о Чечне. Но я уверена, что сколько бы ни жила, где бы ни жила, я никогда не забуду годы, прожитые в Чечне.
«Где я соберу своих детей…»
Милана Мальцагова, ст. Наурская, школа № 2, 10-й класс
У моей бабушки Марьям Мусаевой хранится очень драгоценная для нее вещь. Она представляет собой конверт, сшитый из бархатной ткани, с подкладкой. В нем она держит нитки, иголки, ножницы, лоскуты, все необходимое для рукоделия. «Конверт» сворачивается, затем перевязывается шнурком, пришитым к прикрывающемуся концу. Называется «бохча», а сшит моей прабабушкой Залпой Мусаевой. Каждая уважающая себя женщина в чеченской семье имела такой предмет. Шили его из парчи, атласа, бархата, украшали всевозможными ювелирными украшениями, тесемками. «Бохча» являлась частью приданого девушки.
Рассказ, связанный с «бохча», я услышала, когда мы с бабушкой сидели в подвале в городе Грозном в 1995 году: тогда мне было немного лет, но до сих пор слышу гул самолетов, треск оконных стекол, крики женщин и детей. Я беру в руки «бохча», бережно разворачиваю, завязываю, а в голову приходит мысль: «Невзгоды, бегство, войны… всегда нас преследовали!» Задумываясь над тем, что происходит сегодня с моим народом, я слышу голос моей прабабушки.
В 1945 году она прибыла на станцию Предгорная Восточного Казахстана. Ее обнаружили в одном из вагонов с углем и выкинули на ходу. Она искала своих шестерых детей, вывезенных из Чечни в далекий холодный край. Ее отправили в Южный Казахстан, детей — в Восточный. Год и шесть месяцев, день и ночь, металась она от одной станции к другой — с большим трудом удавалось упросить проводников — подсаживалась в вагоны с углем, без теплой одежды и куска хлеба.
Вот что вспоминает ее дочь Залва: «От станции Предгорная до села Глубокое мама ночью прошла более 10 километров. Когда пришла в село, она услышала мелодию чеченской песни. Ее ноги сами понесли. Подошла к избушке, где мы остановились, заглянула в окно, у которого горела лампада, и узнала свою „бохча“ и швейную машину „Зингер“. Постучала и упала, дальше двигаться не было сил. К этому времени нас уже нашел отец, который приехал чуть раньше с фронта. Он услышал стук в окно, вышел — под окном лежит мама. Занесли в дом, ее невозможно было узнать: вся черная от угольной пыли».
Что же помешало моей прабабушке выехать вместе со своими детьми?
Февраль 1944 года. Чеченский народ обвинялся в пособничестве Гитлеру, даже самых маленьких детей рассматривали как потенциальных «бандитов». Мало кто думал, каково будет в дороге одним детям, без матери. Старший сын прабабушки работал в городе Грозном, ему было 16 лет. Моя прабабушка поехала к нему за день до выселения. Прадедушка воевал.
Читать дальше