Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Однако начиная с 2008 года китайская политика резко изменилась. Возможно, это было вызвано решительной переоценкой роли Китая в мире, вызванной западным экономическим кризисом, который, вроде бы, подтвердил правильность китайской экономической политики («пекинский консенсус») и одновременно сильно подпортил имидж демократического капитализма западного стиля. Но, вероятно, первопричиной стал просто взрыв высокомерия. В любом случае последствия всего этого были предсказуемы: самоуверенные утверждения, ироничные опровержения и резкие предупреждения стали более частыми в китайском официальном языке при комментариях международных проблем, что сопровождалось многочисленными разговорами на тему перехода Китая от «следования правилам» к «установлению правил» [213]. В неофициальных комментариях высших чиновников китайского МИД по поводу международных конференций все более преобладали надменная снисходительность или неприкрытая триумфальность.

Однако важнее то, что «спящие» длительное время китайские территориальные споры с Индией и Китаем были неожиданно оживлены в дополнение к и так актуальным морским спорам с Малайзией, Филиппинами и, прежде всего, Вьетнамом. В территориальных вопросах китайская дипломатия явно стала активнее. А в случае с Японией даже произошел драматический инцидент на море, закончившийся унизительным отступлением японцев [214]— и воздействие этого инцидента на японское общественное мнение было усилено последующим требованием МИД КНР принести извинения и выплатить компенсацию. Дело обстоит так, словно вопреки историческому опыту в Пекине поверили, что подобное поведение не имеет длительных последствий, что такие инциденты легко забываются, что тактика «сильной руки» в один прекрасный день сменится милым саммитом, который сгладит неприятный эффект. Это — иллюзия.

Что касается исторических и юридических прав и неправд во всех этих спорах, они явно не имеют никакого значения в данном контексте. Важен только стратегический итог: сейчас, в январе 2011 года, большие слои общественности в странах, вовлеченных в споры с Китаем, уже смотрят на рост мощи КНР не с невозмутимостью, а напротив — с озабоченностью, тревогой и даже паникой. Правительства Индии, Японии, Южной Кореи, Сингапура и Вьетнама стали гораздо более бдительными, чем раньше, и больше внимания уделяют безопасности, чем торговле. А некоторые из них, хотя и осторожно, начинают сплачиваться против Китая.

То, что Индия, Япония и Вьетнам вместе взятые превосходят Китай количеством населения, экономической мощью и технологическим прогрессом, само по себе незначительно со стратегической точки зрения, потому что на горизонте не видно ничего, что напоминало бы трехсторонний альянс, да он и политически представляется не слишком возможным.

Но повторюсь — такой альянс не столь уж и необходим. Не случайно, что каждая из трех упомянутых стран в последнее время улучшила свои отношения с Соединенными Штатами, а один из американских талантов, который нельзя отрицать, заключается в тщательном строительстве, терпеливом поддержании и мягком лидерстве в многосторонних союзах год за годом, десятилетие за десятилетием [215]. Североатлантический блок, основанный в 1949 году, в любом случае является самым долгоживущим многосторонним альянсом в истории, и ему служит постоянная военно-командная инфраструктура (NATO). Вряд ли в Азии возникнет такая же организация или многосторонний формализованный альянс любого другого типа, но, опять же, это не нужно и даже нежелательно. Вполне достаточно чисто двусторонних договоренностей, открытых для присоединения других стран, начиная с Южной Кореи.

Более того, в отличие от британцев, вынужденных сделать важные уступки по колониальным вопросам для того, чтобы создать свое «Сердечное согласие» (Entente Cordiale) в 1904 году — альянс с Францией, Соединенным Штатам не придется ничем жертвовать, чтобы безо всяких усилий взять на себя неформальное лидерство в возможной (и, конечно, открыто не провозглашенной) антикитайской коалиции, к которой наверняка присоединятся их исторические «англо-саксонские» союзники и, разумеется, Австралия [216].

Против настолько широкой коалиции, которой не обязательно иметь жесткую структуру, чтобы быть эффективной — самое необычное преимущество любого альянса, — у Китая есть только один явный союзник: Пакистан, чьи народности можно так же легко разобщить, как австро-венгерские. Куба, Боливия, Эквадор, Венесуэла и Иран — если там сохранятся их нынешние правительства — тоже наверняка присоединятся к Китаю просто во имя антиамериканизма, но среди них только Эквадор является тихоокеанской страной, да и то не самой большой [217].