Владислав Шурыгин - Как воюют на Донбассе

Сегодня, спустя две недели после объявления перемирия, мы вновь стоим в полный рост перед перспективой «все сначала». Киев восстановил боеспособность большинства своих бригад и батальонов. Новое командование рвется в бой и мечтает о реванше. И не стоит недооценивать украинскую хоробрість і завзятість. Надо отдать должное противнику. ВСУ смогли за полгода пройти путь от аморфной, деструктурированной полураспавшейся структуры к эффективной, сплоченной и стойкой карательной армии, воюющей жестко, упорно и азартно. И, что бы там ни говорили, но украинцы мотивированы и готовы воевать, а украинское общество по-прежнему сплочено вокруг своего политического руководства. И это делает перспективу нового этапа войны крайне неясной. Особенно на фоне того, что с нашей стороны не делается ничего, чтобы преодолеть негатив и неустроенность начального периода, и что этот период затянулся уже на полгода.

Возможно, сегодня некоторым чиновникам в Кремле и других ведомствах кажется, что все устроится само собой и что нынешнее перемирие подвело черту под периодом хаоса, но всего за два-три дня ситуация может быть полностью переломлена, и что тогда придется докладывать президенту? Кого назначать виноватым?

Как воюют на Донбассе

Мы знакомы очень давно. Еще с чеченской войны, поэтому, наверное, этот разговор и состоялся:

…Давай сразу договоримся: вопросы численности, организации и прочие «установочные» данные оставляем за скобками. Россия в этой войне никак не участвовала и не участвует — точка! Поэтому будем называть нашу структуру «группой «Север», а меня дальше называй «человеком с севера». Я буду отвечать на те вопросы, которые сейчас действительно важны для будущего Новороссии, а ты уже сформулируешь все тезисно…

Я о нем самого высокого мнения. Как ни крути, но украинцы — это мы сами. Та же порода, тот же национальный состав. Из сильных сторон — стойкость, упорство. Особенно элитные части ВДВ, аэромобильные, «спецназ». Уже разгромлены, уже драться нечем. Предлагаешь сдаться, сложить оружие и уходить — отказываются. Лезут на прорыв, не имея ни одного шанса. Поэтому и гибли без счета. Чтобы у нас жертв не было, просто накрывали артиллерией и все. Было пару раз — просто пропускали, чтобы не устраивать расстрел. Знали, что технику уже всю потеряли по дороге. Зачем лишние трупы? Это же чьи-то сыновья, мужья, отцы…

Из слабых сторон — командование, боевое управление, дезорганизация.

Вся их армия — какой-то винегрет. ВСУ, нацгвардия, добровольческие батальоны. Единого командования нет. Это разделение по ведомствам — главная их ошибка. Мы ее еще двадцать лет назад прошли на первой Чечне. А они на эти грабли только теперь залезли и прыгают. Им чужой опыт не указ. Своей кровью надо умыться. Всей войной у них заправляют комбаты, а тут уже кто во что горазд. Один говорит: «Идем!», второй говорит: «Стоим!», а третий вообще: «Отходим!».

В самих ВСУ порядка больше. Все же чувствуется бывшая советская школа, система, наработанная десятилетиями. Взаимодействие между родами войск, организация боя, реакция на изменение ситуации. Но только все это как замерло в начале 90-х прошлого века, так и осталось. Чувствуется, что армией своей они вообще не занимались. Система осталась, а вот школу боевого управления утратили.

ВДВ и спецназ, как и везде, самые боеспособные. Но их сильно потрепали в боях, и пополнение уже куда слабее тех, кто начинал войну. Но мотивация у них высокая. В основном за счет корпоративного куража. Мы — спецназ! Мы — ВДВ! При этом нашим «северянам» было дико видеть сгоревшие «броники» с точно такими же десантными эмблемами, как у нас: флаги ВДВ, портреты Маргелова. Но — враги! Какой-то «сюр»…

Пехота — очень слабая! Большинство — мобилизованные, желания воевать — «ноль», командиры часто вообще без опыта командования. Снабжение практически никакое. Жили почти на подножном корму. Голодные, грязные, вшивые, в гнилой форме — зомби! Лишь несколько батальонов было переодето в приличную форму и амуницию, но боеспособности им это не добавило.

Танки как самостоятельный род войск на этой войне отсутствуют. В основном используются для огневой поддержки пехоты. Поэтому применение шло мелкими группами — до роты. Отсюда и уровень потерь — чрезвычайно высокий. Пехота, вместо того чтобы беречь танки и взаимодействовать с ним, толкала их впереди себя. При насыщенности ополчения средствами ПТО это заканчивалось печально.