Геббельс начиная с 18 октября экстатически комментировал бомбардировку Англии в своем дневнике. «Страшные новости из Лондона. Метрополис стирается с лица земли… Пожары в Сити должны быть ужасными… Мы массированно атакуем Плимут с внушительными результатами… Репортажи из Ковентри: это чистый ад… Мы опять произвели мощный налет на Плимут…» Гитлер ожидал, что через три месяца от Лондона останется лишь «груда развалин». «К гражданскому населению Британии я не питаю ни малейшей симпатии», – сказал он 345.
«Когда Югославия после путча армейских офицеров попыталась выйти из Трехстороннего союза, куда ее заставили войти силой, Гитлер был настолько вне себя от ярости, что приказал систематически бомбить беззащитную столицу с бреющего полета в течение трех дней. Это была “операция Наказание”» 346. Белград «был разрушен до основания. Три дня и ночи бомбардировщики Геринга, едва не задевая крыши, проходили над столицей… убив 17 тысяч жителей, ранив гораздо больше и превратив город в груду дымящихся развалин» 347.
Согласно «твердому решению» Гитлера, Ленинград, Москву, Сталинград и Киев нужно было «сровнять с землей». Как писал в своем дневнике Геббельс, «над городом вновь должен пройти плуг» 348. Генри Пикер, один из тех, кто вел записи «Застольных бесед», поясняет: «8 сентября 1941 года Ленинград был полностью окружен немецкими войсками. Из трех миллионов жителей удалось эвакуировать лишь 400 тысяч. 632 тысячи умерли от голода» 349. «Могу вообразить, что многие удивленно спрашивают себя: «Неужели Гитлер способен разрушить такой город, как Петербург? – задумчиво говорил Гитлер. – Конечно, меня воспитывали совсем по-другому. Я не мог видеть, как кто-то страдает, я не мог никому причинить зла. Но если я вижу, что под угрозой существование вида, тогда холодный как лед интеллект берет верх над чувствами. Я вижу лишь жертвы, которые потребуются в будущем, если не принести жертвы сейчас» 350. Однако ни Ленинград, ни Сталинград, ни Москва так и не будут взяты.
Но Гитлер смотрел и дальше. «Никогда я не видел его таким возбужденным, как под конец войны, когда, словно в бреду, он рисовал и себе, и нам картину гибели Нью-Йорка в урагане огня, – пишет Шпеер. – Он описывал, как небоскребы, превратившись в пылающие факелы, валятся один на другой, а сияние взрывающегося города освещает небо» 351. Шпеер также уверен, что Гитлер не колебался бы ни мгновения, если бы мог использовать атомное оружие как против Англии, так и против любой другой военной цели. Уже Раушнингу (в начале тридцатых) он говорил: «Мы ослабим физическое здоровье врага и сломим его моральную волю к сопротивлению. Я думаю, у бактериологического оружия есть будущее» 352.
«Огонь был стихией Гитлера, однако в огне ему нравились не его прометеевские свойства, а разрушительная сила. Он разжег пожар мировой войны, он принес на континент огонь и меч – быть может, это лишь образные обороты. Но сам по себе огонь, в прямом и буквальном смысле слова, всегда вызывал в нем глубокое волнение. Я вспоминаю, – продолжает Шпеер, – как по его приказу показывали кинохроники с видами горящего Лондона, море огня в Варшаве или кадры с взрывающимися караванами судов, и тот восторг, с которым он смотрел эти фильмы» 353. Шри Ауробиндо считал эту гитлеровскую очарованность огнем «настоящим знаком асура» и ожидал от него «других действий, обнаруживающих дьявольскую изобретательность».
Генриетта фон Ширах близко знала Гитлера в течение многих лет, так как была дочерью его личного фотографа и женой руководителя Гитлерюгенда. Именно она как-то сказала: «Я верю, что некоторые люди притягивают смерть; Гитлер, без сомнения, был одним из них» 354. Действительно, несколько самых близких к нему женщин пытались покончить с собой. Мими Райтер в Бертехсгадене пыталась повеситься, ее обнаружил и успел спасти брат. Юнити Валькирия Мидфорд, помпезная британская нацистка, которая была без ума от Гитлера, и которую он принял в свой мюнхенский круг, выпустила две пули себе в голову, но выжила. Ева Браун два раза пыталась покончить с собой, в ноябре 1932 года и в мае 1935-го. В первый раз она выстрелила себе в шею, во второй раз приняла смертельную дозу снотворного. Ее обнаружила сестра, когда было еще не слишком поздно. Гели Раубаль застрелилась в сентябре 1931 года.
Сам Гитлер «страдал от постоянной готовности к самоубийству», по словам Себастьяна Хаффнера. Его друг Кубицек вспоминает, что он серьезно думал о самоубийстве во времена влюбленности в Стефани в Линце. После провала мюнхенского путча Гитлер угрожал самоубийством в загородном доме Ганфштенгля в Баварии, его отговорила жена Ганфштенгля, Хелена. В ландсбергской тюрьме он начал было голодную забастовку, но его уговорили прекратить ее. Во времена серьезного партийного кризиса в декабре 1932 года, когда, казалось, все было потеряно – хотя вскоре ситуация вновь неожиданно изменится, – Гитлер, говорят, произнес следующие слова: «Если партия развалится, мне хватит и трех минут, чтобы застрелиться» 355. В другой ситуации он сказал: «Это пара пустяков! Пистолет – что может быть проще!» 35630 апреля 1945 года это было всерьез. «Суицидальный импульс, сопутствовавший ему всю жизнь, побуждавший его идти на максимальный риск, наконец достиг своей цели» 357.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу