Николай Мельников - Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников

Корней Чуковский

«Соня» [Роман Гринберг] – Корнею Чуковскому, 7 мая 1967

<���…> Относительно Набокова: после того как я написала ему насчет его выдумки относительно Вашей поездки в Лондон вместе с его отцом, он в ответ просил меня передать Вам, что его сын вырос на вашем «Крокодиле» и «Мойдодыре». Мне кажется, что он чувствует себя очень неловко, будучи уличенным. <���…>

Георгий Адамович – Александру Бахраху, 1 июня 1967

<���…> Cody предложил мне написать предисловие к «Защите Лужина». Я согласился, в виду гонорара, но сказал ему, что г. Набоков может заявить против меня «отвод» – и по-своему будет прав, если вспомнить все, что я о нем писал. Ну, посмотрим. Конечно, «Защита Лужина» – книга блестящая, а я теперь стал мудрым старцем и отношение к Набокову изменил. Все ведь начал Георгий Иванов обозвав его в Числах «кухаркиным сыном», – помните? <���…>

Владимир Марков – Глебу Струве, 22 июля 1967

<���…> Гершенкрон (кто он, кстати?) о Набокове мне понравился. Набокова стоило давно (при всем им восхищении) хорошенько высечь, и Гершенкрон делает это удачно – но только вначале, к концу он как-то выдыхается, а главное, хотя формально он отдает должное и плюсам Набокова, он как-то невыпукло подает эти плюсы, а у Набокова в комментариях есть несколько замечательных мест. Критик должен уметь и восхищаться где надо. <���…>

Из дневника Корнея Чуковского, 15 августа 1967

<���…> Какая мутная, претенциозная чушь набоковское «Приглашение на казнь». Я прочитал 40 страничек и бросил. <���…>

… 8 ноября 1967

<���…> Я вспомнил Влад. Влад. Набокова – когда он был мальчиком – балованным барчуком. Я пришел к ним – к его отцу – он жил в особняке на Б. Морской. Я, полунищий литератор, обремененный семьей, пришел по его приглашению, и как высокомерно взглянул на меня юный миллионер! И сразу заявил, что ему гораздо дороже и ближе, чем я, – Валериан Чудовский , кропавший в «Аполлоне» какие-то претенциозные статейки. <���…>

Корней Чуковский – Надежде Малышевой, 21 декабря 1967

<���…> Сейчас я писал воспоминания о Бунине, Сологубе, Вал. Брюсове – и для отдыха хочу написать (по заказу «Нового мира») статейку о набоковском «Евгении Онегине». Против моей воли статья получается разгромная. Зачем я пишу Вам об этом, не знаю. <���…>

Из дневника Марка Шефтеля, 20 января 1968

<���…> В пятницу после полудня – организованная Иваском встреча с двумя гостями за чашечкой кофе: Игорь Чиннов, преподаватель русской литературы (в Париже с 1947 по 1953, теперь преподает в Канзасе), и С., польский поэт, приехавший из Лондона. Чиннов – о бунинских «Воспоминаниях»: чрезвычайно несправедливые, сводил счеты ; я привел другой пример несправедливой критики: Набоков о Толстом. Несколько лет тому назад, в Корнеле, Вера и Владимир Набоковы обратили мое внимание на то, что в «Войне и мире» нет упоминаний о литературе; «возможно ли, чтобы Пьер не читал Пушкина?» Но «Война и мир» завершается 1812 годом, тогда как Пушкин привлек к себе внимание публики не раньше 1818 года! Другой пример касается «Анны Карениной», набоковское замечание о Вронском, играющем в теннис сразу после возвращения со скачек (или с охоты): прямо в шпорах в теннис играть ! Должен ли был Толстой писать о том, как Вронский приводил себя в порядок в ванной и, может быть, при этом снимал шпоры? «Как бы то ни было, – сказал я, – для Набокова русская литература состоит только из пяти или шести великих писателей (один из них, естественно, сам Набоков)». Да и в мировой литературе (мог бы я добавить) для Набокова наберется 20, самое большое 25 приемлемых имен: надеюсь, мое предположение не чрезмерно оптимистично.

Можно задаться вопросом. Читая дневник и письма Толстого, так же как и письма Флобера, поражаешься тому, какие муки доставляло им писательство. Сопряжен ли с муками творческий процесс Набокова? Только ли бабочка – единственный конечный результат болезненного роста (Набоков – энтомолог, и все его посвящения обычно снабжены изображением бабочки)? И еще я заметил, что в клоунах (а в набоковском стиле много клоунады) обычно таится глубокая печаль. В его случае это не очевидно, но все-таки может быть, глубоко, на самом дне!

То ли потому что я коротко знал Набокова, то ли из-за моего интереса к его творчеству, он привлекает меня и как человек, и как писатель, хотя его произведения, несмотря на всю их виртуозность и даже красоту, оставляют меня холодным. <���…>