Владимир Гаков - Две ипостаси Грегори Бенфорда

В общем, ясно, что при всех этих «если» в результате получились бы мы — такие, какими являемся в реальности. Но вопрос, заданный Бенфордом, остается висеть в воздухе: а кто-нибудь может предложить иной, альтернативный, научно-убедительный сценарий превращения обезьяны в человека? И не просто в существо разумное, но и по непонятной, мистической причине тоскующее по далеким звездам.

Однако наибольший успех, выразившийся во впечатляющем букете высших премий — «Хьюго», «Небьюла», Британская научно-фантастическая, Мемориальная имени Джона Кэмпбелла, австралийская «Дитмир» — выпал на долю романа «Панорама времен» (1980), хорошо известного и российскому читателю. А общий тираж романа перевалил за миллион экземпляров.

Последнее особенно удивительно. Ведь это, если задуматься, не авантюрный боевик и не фэнтезийная сага, а «почти реалистический» роман об ученых, их проблемах и повседневной работе. Казалось бы, ну что миллиону с лишним читателей до профессиональных проблем, волнующих рядовых творцов науки… Хотя, конечно, не совсем рядовых. И уж точно — не только профессиональных.

Напомню, что действие происходит в 1998 году, когда, как казалось Бенфорду в те времена, начнется лавина глобальных катастроф — экологических, экономических и мировоззренческих. Попытка послать сигнал тревоги в прошлое с целью изменить катастрофические события в настоящем — это ведь лишь по форме научный эксперимент. А по сути — нравственный поступок. Что в истинной, большой науке всегда стоит бок о бок. Писатель Бенфорд это остро чувствовал, а профессор Бенфорд смог максимально убедительно и достоверно рассказать. Без частой в этой литературе псевдонаучной развесистой клюквы и ходульных персонажей. А все эти тахионные гипотезы (кстати, с профессиональной точки зрения, вполне корректные и имеющие право на существование) лишь гарнир. Который в отсутствие самого «блюда» вряд ли принес бы автору и эти премии, и миллион читателей.

После неплохих, но все же явно не «прорывных» романов середины 1980-х — «Против бесконечности», «Артефакт», «Сердце кометы» (в соавторстве с Дэвидом Брином) — Бенфорд снова удивил мир научной фантастики своей новой трилогией. Но на сей раз романы, составившие цикл о Галактическом Центре — «Великая небесная река» (1987), «Приливы света» (1989) и «Плывя в сияющую вечность» (1995), — скорее, напоминали творчество других классиков жанра, например, Станислава Лема. Как и польский фантаст-философ, Бенфорд замахнулся на масштабную сагу о путях эволюции (с обеими приставками — «био» и «техно») во Вселенной. Вдобавок к биологической жизни и цивилизации «механосозданий» автор вводит еще и третью силу — киборгов, которые, используя особые «космические струны», опутывают ими, как сетью, звезды, выкачивая из них необходимую энергию. Тут уже не профессор-физик берет слово, а философ-космист, последователь Пьера Тейяра де Шардена и Вернадского. А из коллег-фантастов можно добавить Стэплдона и раннего Кларка [1] В одном из интервью писателю задали прямой вопрос — во что он верит? Было предложено три варианта ответа: 1) Вселенная — это результат чьей-то созидательной деятельности, осуществленной по продуманному плану и с учетом возможных последствий; 2) Вселенная — это отвергнутый побочный продукт эксперимента инопланетной науки; и 3) Вселенная — это результат слепого случая. Бенфорд ответил, что склоняется к первому варианту: «Тот факт, что во Вселенной действуют объективные законы, предполагает наличие некоторых основополагающих принципов, заложенных в ее организацию». …

«Все это началось еще в 1969 году, — вспоминает Бенфорд. — Причем первым толчком была не идея, а, скорее, образ — английский астронавт Найджел Уолмсли, предельно ироничный и совсем не вписывавшийся в научный истеблишмент. Фактически, я списал своего героя с человека, которого хорошо знал — с английского писателя и критика Кингсли Эмиса. Потом вокруг персонажа „закрутилась“ вся эта идея насчет возможного присутствия в нашей Галактике самых разнообразных цивилизаций, в том числе прошедших механическую, а не органическую эволюцию. Разумеется, когда-то предков этих разумных машин создали существа органические. Но, если говорить честно, у механических созданий, снабженных интеллектом и способных к автоэволюции, шансов пережить своих создателей куда больше. На галактических просторах эти „разумные машины“ чувствуют себя вполне комфортно, как дома, поскольку на планетах и в космическом пространстве есть все, что им необходимо для поддержания жизнедеятельности: „сырые“ полезные ископаемые (в частности, металлы), энергия… Меня интересовали не столько эти „венцы механического творения“, сколько конфликт между нашим восприятием машин и восприятием самих себя. Отношение людей к творениям своих рук и мозгов всегда отличалось понятной двойственностью. Да, нас окружают многие игрушки цивилизации, значительно упростившие и обогатившие повседневную жизнь; но сколько было и других, поставивших эту жизнь на грань полного уничтожения…»