«Великим и единственным подвигоположником мирского делания был Христос, сын Божий, сошедший в мир, воплотившийся в мире весь, целиком, без всякого как бы резерва для своего Божества. Он истощил себя, и Его истощение есть единственный пример для нашего пути. Всем своим Богочеловечеством был Он в мире, а не какими-то вторичными своими свойствами. "Сие есть Кровь Моя, за вы изливаемая", – вся, до капли изливаемая. В таинстве Евхаристии Христос отдал Себя, Свое Богочеловеческое тело миру, или иначе – Он сочетал мир в приобщении этому Богочеловеческому Телу, сделал его Богочеловечеством. Христова любовь не умеет себя мерить и не умеет беречь себя. Христос и апостолов не учил такой бережливой оглядке в любви, и не мог учить, потому что они были приобщены Им Евхаристической жертве, стали Телом Христовым и тем самым были отданы на заклание миру» («Мистика человекообщения»).
Эту статью она напишет позднее, когда станет носить монашеский клобук, но слова вызревали уже сейчас. Время написания цикла «Покаяние» – середина 20-х годов. Елизавета Юрьевна уже в эмиграции, во Франции с тремя детьми и мужем Д. Е. Скобцовым.
Позади хаос анапского 1918 г., ужас Батумского порта, стонущего под толпой беженцев. Впереди – жизнь на чужбине. Своя семья, свои дети, свой муж. Забота о них кажется ей слишком малым участием в доле обездоленных сотен. Ей надо помогать жить всему страждущему человечеству. Избавиться от двусмысленности спасения себя.
Нет меня. Нет. Есть алчущие друзья и братья. К ним и для них.
Поэтому так сильна тема покаяния. Как перед причастием, когда в знак готовности к испытаниям, в знак приобщения к жертве Христа просят прощения, оборачиваясь к стоящим в храме.
Так и Елизавета Юрьевна кается и растерзывает себя прошлую, чтобы ринуться в служение настоящему.
Смерть младшей дочери стала рубежом. Рубежом, за которым печение только о своих родных станет невозможным. А чтобы обрести возможность заботиться о сотнях голодных, сумасшедших, больных, надо было изменить реальные условия своей жизни. Стать свободной от своего очага. Самой стать очагом.
Еще до пострига она писала: «Мне стало ведомо новое, особое, широкое и всеобъемлющее материнство. Я вернулась с того кладбища, похорон дочери, другим человеком, с новой дорогой впереди, с новым смыслом жизни. И теперь нужно было это чувство воплотить в жизнь».
Вслушаемся в эти слова. Они поучительны. И спросим себя, так ли внимательно и ответственно мы относимся к тем переживаниям и новым чувствам, что приносит нам жизнь? Не изживаем ли мы их подчас без воплощения? Может быть, поэтому так непутевы наши жизни?
В 1926 г. умерла Настя. Вскоре Елизавета Юрьевна перестала быть женой Д. Е. Скобцова. В 1932 г. приняла постриг.
Шесть лет. Все было: и сомнения, и отчаяние, и чувство беспомощности. А может быть, не по силам ноша? Может быть, и не надо так истончать собственное реальное существование. Установиться бы на чем-нибудь маленьком, жизненном, сберечь незримую, «бывания нить»… Но реальность твоей жизни – что это? Ты ведь чуешь, что живешь, не когда усугубленно одна, безответно, а когда в тебе живет воля Бога, Его Свобода. Без Неба нет Земли.
А в ушах – «конский торжественный топот» приближения срока. Не отмахнуться. Не смеешь затыкать уши:
Имеющий ухо слышал, —
Жнец в поле за жатвою вышел.
Когда же чувствуешь, что поступаешь по Его воле, то и тяжести креста нет, «и путь земной тогда не труден», и «бремени времени» уже нет:
Тогда сжимается в комок Палач и страх – слепое время.
Вот слова, которые определяют два состояния жизни – до и после принятия креста:
1) Суровые будни
Грех, горечь, тяжесть, смерти бремя.
Мера, число.
2) Отблеск Духова огня
Сияющий поток.
Господня радость.
Еще один последний взгляд в прошлое, подведение итогов 43-летней жизни.
Все пересмотрено. Готов мой инвентарь.
О, колокол, в последний раз ударь.
Последний раз звучи последнему уходу.
Все пересмотрено, ничто не держит тут.
А из туманов голоса зовут.
О, голоса зовут в надежду и свободу.
Все пересмотрено, Былому мой поклон…
О, колокол, какой тревожный звон,
Какой крылатый звон ты шлешь неутомимо…
Вот скоро будет горький перевал,
Которого мой дух с таким восторгом ждал,
А настоящее идет угрюмо мимо.
Я оставляю плату, труд и торг.
Я принимаю крылья и восторг.
Я говорю торжественно: «Во имя,
Во имя крестное, во имя крестных уз,
Во имя крестной муки, Иисус,
Я делаю все дни мои Твоими».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу